Бремя власти IV - Иван Ладыгин

Я не просто отдал приказ. Я сам стал проводником. Я рванул на себя все, что осталось у Мак в резерве, всю энергию, что копилась в Кольце за последние дни. Это было похоже на то, как если бы ты вывернул себя наизнанку и выжег все нутро паяльной лампой. Мир почернел перед глазами. Я услышал, как Валерия вскрикнула.

Но это сработало.

Десять, двадцать, тридцать магических импульсов — от мощных, серебряных, до слабых, деревянных пуль, — слились в один сфокусированный луч и врезались в вырывающийся из ядра поток энергии для коррекции нашего полета.

Раздался оглушительный хлопок, словно лопнул сам воздух. «Соколика» швырнуло в сторону с такой силой, что я услышал, как трескаются ребра у нескольких охотников, не успевших ухватиться. Мы вылетели из Хоровода, как пробка из бутылки шампанского, кувыркаясь, стремительно теряя высоту.

В уши ударил скрежет, визг тормозящих винтов и отчаянные крики Васьки у штурвала… И наконец — глухой, кошмарный удар о что-то очень твердое.

А затем тишина. Сразу после гневного рева стихий она показалась оглушительной. Спустя минуту я услышал прерывистое дыхание соратников. Их стоны. Треск остывающего металла.

Я лежал на полу, чувствуя вкус крови во рту и абсолютную, тотальную пустоту внутри. Я был выжат, как лимон. Но мы были живы.

— Все… все на месте? — прохрипел Вадим, приходя в себя.

Началась суматоха. Кто-то стонал, кто-то ругался, кто-то пытался оценить ущерб. Корпус «Соколика» был изуродован, обшивка в нескольких местах сорвана, из панелей сыпались искры. Но он держался на плаву. Вернее, лежал на чем-то твердом, слегка накренившись.

Я заставил себя подняться, опираясь на какой-то ящик. Валерия уже была на ногах, ее лицо было бледным, но руки уже держали револьверы… Хороший инстинкт. Правильный.

— Песец, что там у вас⁈ — командным тоном спросила она.

— Ходовые… вроде живы, — пробурчал тот, проверяя приборы. — Рулевые повреждены, но до ума довести можно. Энергокристаллы почти сели. Отлетели мы, черт знает куда. Но вроде все целы.

Холодный воздух смешался с лесной прелостью и ударил в ноздри, заставив всех вздрогнуть. Мы стояли на каменном плато, окруженном со всех сторон стеной молчаливых, темных елей. Прямо перед нами вздымалась гигантская, почти отвесная скала, черная, как уголь. Она вся была испещрена какими-то древними зарубками и полустертыми рунами.

И на самом ее краю, на выступе, поросшем колким бурьяном, стоял неизвестный.

Его мрачная, мощная фигура скрывалась за потертой, волчьей телогрейкой. Он был подпоясан простым ремнем. На ногах сидели унты из медвежьей шкуры. Лица я не разглядел — его скрывал капюшон. В руке он держал тяжелый, увесистый топор из черненой стали. Он просто стоял там. Не двигался. Не шевелился. Казалось, он простоял так всю вечность и просто стал частью этого пейзажа — скалы, серости и вечного холода.

Но его аура… Боги. Его аура.

Она была… древней. Грубой. Недружелюбной. Как сама эта земля. Она давила на сознание странной звероватой агрессией и своей неумолимой реальностью. Он был здесь точкой отсчета. Мерилом всего. Первый человек в этом мире, который смог меня по-настоящему удивить. Я увидел в нем равного — такого же беспощадного воина света, который был близок к преодолению духовных границ. Почти героическая душа…

Команда замерла, ощутив его присутствие на животном уровне. Даже Игорь, обычно такой самоуверенный, сглотнул и не сводил с фигуры напряженного взгляда.

Незнакомец не поздоровался. Он не спросил, кто мы и что нам нужно. Его голос донесся до нас — низкий, хриплый, лишенный всяких эмоций, как скрежет булыжника о дуб:

— Кто из вас сунул палку в Хоровод?

Вопрос повис в воздухе, абсурдный и пугающий своей леденящей простотой. Мы только что чудом выжили, а он спрашивал о какой-то палке.

— Он здесь двести лет кружил и никому не мешал, — продолжил он, и в его голосе послышалась тень странного раздражения.

Я сделал шаг вперед, выходя из тени дирижабля на открытое пространство. Ноги подкашивались от слабости, но я выпрямился во весь рост и хищно улыбнулся.

— Я, — мой охрипший голос прозвучал на удивление четко. — Сохранение корабля и экипажа было приоритетом.

Он медленно, очень медленно повернул голову в мою сторону. Из-под капюшона блеснули два глаза. Старые. Усталые. Глубокие, как сибирские ущелья. И всевидящие. Он смотрел на меня несколько секунд, не мигая. Казалось, он видит всю мою историю — битву с Повелителем, тело Николая, Печати, Рябоволова, Петербург, Химеру… Все.

Затем он произнес свои слова. Спокойно. Размеренно. И каждое из них падало, как гиря на лед, с глухим и окончательным стуком.

— Значит, ты и есть тот самый столичный шут, что решил поиграть в охотника.

Он сделал маленькую паузу, давая этим словам впитаться, унизить и обнулить все наши прошлые победы.

— Рябоволов предупреждал меня…

И заключительный аккорд.

— Твоя возня привлекла внимание Того, Кто Спит по ту сторону Скалы. Ты обрек нас всех на бой, к которому мы не готовы.

Он повернулся к нам спиной, как к чему-то совершенно незначительному.

— Тащите свой скарб. Вы теперь моя проблема.

И он пошел прочь, не оборачиваясь, растворяясь в сумерках между скал. А мы остались стоять на остервенелом ветру, как вкопанные — растерянные, с разбитым дирижаблем у черной скалы.

— Чего встали? — рявкнул я всем. — Мы прибыли на место! Разве не понятно? Это и есть Олег Коловрат! Собираемся, и в путь!

И все засуетились…

* * *

В кабинете Тайного Отдела пахло старыми книгами, пылью и крепким чаем. Князь Юрий Викторович сидел за своим массивным столом, механическая рука с тихим щелканьем перебирала папки с грифом «Совершенно Секретно».

В дверь постучали странным ритмичным стуком. Рябоволов отвлекся, махнул рукой и снял запирающее заклинание:

— Войдите.

Доверенный агент открыл дверь и молча положил перед магистром новую депешу. Шифрованную. С меткой «Сибирь. Коловрат».

Рябоволов взял ее, обычным ножом вскрыл конверт, извлек узкую полоску бумаги. Его глаза, холодные и всепонимающие, пробежали по строчкам. Сообщение было кратким: «Хоровод нарушен. Прибыли. Все живы. Но я в бешенстве. И ты меня бесишь. Встретимся — вторую руку оторву. Они разбудили Спящего. Спасибо, удружил, хрен моржовый…»

Ни одна мышца на лице Юрия Викторовича не дрогнула. Он медленно, с едва слышным шелестом, поднес депешу к пламени свечи на столе. Бумага вспыхнула, почернела и рассыпалась пеплом.

Он отодвинул пепел, взял следующую папку. На ней красовался другой гриф: «Кавказ. Турецкая угроза. Ждем приказаний».

Рябоволов открыл ее, пробежал глазами сводки о стычках, карты с отметками о передвижении турецких батальонов, доклады агентов о кораблях Ее Величества у берегов Батуми.

Он поднял взгляд