Бремя власти IV - Иван Ладыгин

Он поймал мой ритм. Провел обманный маневр — ложный выпад клинком, за которым последовал мощнейший удар плашмя той же рукоятью прямо в челюсть.

Мир взорвался белой, обжигающей болью. Ноги подкосились, и я рухнул на одно колено в липкую, холодную грязь. Во рту забренчал медный привкус крови. Перед глазами заплясали черные точки.

Острие его клинка коснулось моего горла. Холодная сталь, смердящая старым железом и смертью. Дождь нещадно барабанил по нам…

Коловрат тяжело дышал, пар вырывался из-под его капюшона клубами. Но в его глазах, мелькнувших в просвете ткани, не было и тени злорадства или торжества. Лишь холодная, хищная оценка.

— Ты дерешься как уставший бог, — просипел он, — Вижу следы великой силы… и великой, неизлечимой раны. Кто ты, столичный шут? Чей древний дух носит это хрупкое, надломленное тело?

Я поднял голову, чувствуя, как кровь стекает по моему подбородку. Янтарный свет в моих глазах должен был пылать даже сейчас, отражаясь в мокрой стали у моего горла.

— Того, кто пришел сюда восстанавливаться, — выдохнул я, не отводя взгляда. — И того, кто выжжет дотла любую скверну на своем пути. Доволен ли ты таким ответом, медведь?

Он замер на мгновение, вглядываясь в меня. Он видел мощь, заключенную в слишком тесные для нее рамки, титана, запертого в клетке из плоти и кости. И в его взгляде что-то дрогнуло. Шок. Жгучий, нестерпимый интерес.

Он медленно, почти нехотя, убрал клинок.

— Вставай. — Он развернулся ко мне спиной, словно я больше не представлял для него угрозы. — Чую, мы сработаемся.

Комната, в которой я сразу уединился после поединка, походила на каменный мешок. Она пропахла плесенью, пылью и холодным булыжником. За единственным узким окном выл ветер — он наигрывал мрачную песню этой земли. Но мне было не до комфорта. Как бы я сильно не хотел оказаться рядом с Валерией, но я не мог себе этого позволить. Мое заклинание клевало в ухо, говоря о том, что анализ государственных дел был завершен.

Игнорируя ломоту в теле и ноющую челюсть, я сел на грубую соломенную подстилку, скрестив ноги. Физическая боль была лишь фоном, помехой, которую нужно было отодвинуть в сторону. Гораздо важнее была другая работа.

Я закрыл глаза и погрузился вглубь себя. В то пространство за разумом, где пульсировала связь с Кольцом и ждала своего часа «Система Властителя».

— Готовы, Господин? — пропищал знакомый голосок в сознании. Мак уже дежурила на своем посту.

— Запускай, Мак.

И мир взорвался светом.

Перед моим внутренним взором возникла она. Голографическая, невероятно детализированная, живая карта Российской Империи. Она парила в пустоте, пронизанная тысячами, десятками тысяч светящихся нитей-показателей. Данные, добытые моими новыми «рабами информации», были загружены на 100 %. Теперь это был не просто кусок суши с границами. Это был живой, дышащий, страждущий организм. И я видел все его болезни.

Мой разум, привыкший к одновременному анализу тысяч тактических переменных на поле боя, теперь работал со стратегией государственного масштаба. Это была величайшая и любимейшая моя игра.

Сектор: Экономика/Финансы.

Золотые потоки, текущие по империи, мерцали, как реки. Но я видел черные дыры — точки, где золото утекало в карманы аристократов, еще не тронутых моей чисткой. Князья Снежковские, графы Зубовы… Их жадность была как гангрена на теле государства.

Решение: Учредить корпус фискалов-«опричников», подчиняющихся лично мне. Даровать им право на внезапные ревизии любого имения, любой конторы. Конфискация в пользу казны всего сокрытого. Пусть боятся.

Сектор: Промышленность.

Заводы Урала пылали ярким, почти яростным светом — работа на 110 %, ресурсы на исходе. А новые фабрики в Центральной России — Тула, Ярославль — тлели едва заметно, на 40 %. Дисбаланс. Неэффективность.

Решение: Приказ о немедленном перераспределении инженерных кадров с Урала в центр. Создание «стройотрядов» из лояльных, получивших землю крестьян — ускоренные темпы, двойная оплата. Воля Императора — лучший стимул.

Сектор: Дипломатия.

Здесь карта кишела ядовитыми змейками. Всплеск активности. Стамбул. Лондон. Стокгольм. Нити заговора тянулись, сплетаясь в тугой узел на Кавказе.

Анализ: Вероятность полномасштабной войны — 84 %.

Решение: Приказ Рябоволову: отправить тайное, ни к чему не обязывающее предложение Пруссии о разделе польских земель и создании военного альянса против Франции и Австрии. Одновременно — начать сложную игру с Персией, стравливая ее с Османами. А Швеции… предложить эксклюзивные торговые права в Балтике в обмен на нейтралитет. Пусть их купцы богатеют, пока их короли думают о войне.

Сектор: Демография.

После войн и мятежей карта светилась бледно, особенно в центральных губерниях. Демографическая яма. Недостаток рабочих рук, будущих солдат.

Решение: Указ о программе поощрения многодетности. Налоговые льготы, дополнительные земельные наделы для семей с более чем тремя детьми. Создание сети императорских сиротских приютов «Юных Патриотов» — воспитание будущей элиты, лично обязанной Престолу.

Сектор: Внутренняя политика.

Идеологический вакуум после разгрома ЛИР нужно было чем-то заполнить.

Решение: Мысленный приказ о создании «Корпуса народной просвещенности». Писатели, учителя, актеры — все, кто может нести в массы не утопические бредни, а идеи сильной Империи, православных ценностей и личной преданности Императору, спасшему страну от хаоса.

Я чувствовал, как моя воля, переданная через Систему, уже меняла страну, даже отсюда, из каменного мешка на краю света.

— Передано, Господин! — доложила Мак. — Все указы ушли Рябоволову. Ох, как же он сейчас обалдеет!

Я вышел из медитации. Физическая усталость навалилась с новой силой, но внутри горел холодный, ясный огонь удовлетворения.

* * *

Кабинет Юрия Викторовича в Зимнем дворце тонул в привычной полутьме. Пахло старыми книгами, дорогим чаем и тихой, сосредоточенной мощью. Сам хозяин кабинета, опираясь на свой новый, усовершенствованный механический протез, разбирал донесения с Кавказа.

Внезапно воздух в центре комнаты затрепетал. Запахло озоном и жженым пергаментом. На полированной столешнице его массивного дубового стола один за другим, обжигая дерево и оставляя легкие дымящиеся следы, материализовались свитки. Императорские свитки с тяжелыми восковыми печатями Николая III.

Дверь с треском распахнулась, и в кабинет влетел Соболев. Помяни черта… Его лицо было бледным, в руке он судорожно сжимал бокал с недопитым бургундским.

— Опять⁈ — его голос сорвался на визгливую ноту. — Я только собрался! Надоело пахать в саду у чертовой джиннихи! Только вырвался! Сейчас бал у Воронцовых! Светские сплетни, карты, шампанское… а не эти… эти бумаги! — Николай мельком заглянул в новую порцию приказов, лежащую на столе Рябоволова. — Опричники⁈ Да он с ума сошел! Это же вызовет бунт! Они все ополчатся!

Юрий Викторович медленно, не