Бремя власти IV - Иван Ладыгин

— Час от часу не легче… — тихо, почти беззвучно прошептал магистр в тишину кабинета.

И его механические пальцы снова заскользили по бумагам, составляя ответ на южную угрозу.

Глава 7

«Был радушным хозяином, но жажда одиночества была в нём сильнее гостеприимства»

Владислав Ходасевич

Боль в висках постепенно исчезала, уступая место холодной, ясной концентрации. Тело, изможденное перелетом и катастрофой, благодарно цеплялось за подпитку, которой со мной щедро делилась Мак. Но каждый мускул ныл предательской слабостью.

Тайга встретила нас немой, угрюмой враждебностью. Холодный и колкий воздух обжигал легкие с каждым вдохом. Он был густым и насыщенным запахом хвои, прелой листвы и чего-то древнего, звериного, что не поддавалось определению. Стволы вековых елей и пихт смыкались над головой в непроглядный полог, сквозь который лишь изредка пробивались косые, бледные лучи умирающего дня.

Мы шли за этим странным и угрюмым человеком, не сомневаясь в его лидерстве. В данной ситуации.

Коловрат двигался впереди… И без преувеличения, я мог сказать, что он был тенью и духом этого места. Такой же грозный и опасный.

Он стлался по земле. Его длинный, потертый плащ из грубой волчьей шкуры тихо шелестел о валежник. Сапоги, казалось, сами обходили хрустящие ветки и выбирали единственно верные, бесшумные точки опоры. Он частью этого дикого, ждущего своего часа мира.

А мы… Мы были неповоротливым, пыхтящим, громко скрипящим живым механизмом, который занесло в чужие, недружелюбные владения.

Отряд, таща на себе остатки снаряжения с «Соколика», пыхтел и отставал. Слышалось тяжелое дыхание, сдержанный мат Васьки, ворчание Песца, который то и дело спотыкался о невидимые корни. Я шел последним, замыкая цепь, и мои чувства, обостренные до предела, считывали каждую деталь этого зеленого буйства. Мои серые глаза (маскировку я так и не снял) видели больше, чем обычному человеку дано увидеть за всю жизнь.

И я видел смерть. Она была повсюду.

Коловрат, не оборачиваясь, резко взмахнул рукой, остановив Вадима, который сделал шаг влево, чтобы обойти гнилую колодину.

— Стоять, — его голос прозвучал тихо, но с металлической нотой приказа, которая заставила замереть всех. — Шаг влево — и останешься без ноги. Или того хуже.

Он легким движением плаща смахнул слой влажной хвои у своих ног. Под ним, едва заметно, блеснула стальная челюсть.

Капкан.

Но не простой. Его зубцы были испещрены мелкими рунами подавления. Они тушили бы любой магический всплеск, любое защитное заклятье, оставляя жертву наедине с холодной сталью и диким лесом.

— Для мелкой дичи, — бросил Коловрат через плечо и двинулся дальше, как будто показал нам цветочек на обочине.

Песец, красный от натуги и пытавшийся перелезть через огромное замшелое бревно, чуть не грохнулся с него прямо в замаскированную яму по другую сторону. Раздался его сдавленный вскрик. Коловрат даже не обернулся.

— Шумно топаешь, бандюга, — пророкотал он. — Демоны за версту услышат. Думал, тут пикник с барышнями? Иди тише. Громко не думай.

— Как ты понял, кто я? — искренне удивился Песец.

— У тебя на морде написано. — не оглядываясь, буркнул Олег.

Я с профессиональным интересом продолжал сканировать окрестности. Мои зрение и слух, пусть и не в полной мощи, раскрывали всю изощренность этого места.

Вот между двумя соснами висела почти невидимая шелковая нить — дернешь, и с дерева свалится сеть, усыпанная крючьями, пропитанными чем-то кислым и едким. Там, в дупле старой березы, пульсировало слабое магическое поле — мина-снайпер, реагирующая на всплеск эфира. Чуть дальше, под идеальным, казалось бы, участком мягкого мха, зияла яма, из которой доносилось сладковато-приторное зловоние скверны — колья на дне были явно ею пропитаны. А впереди, в темноте меж корней, шевелилось что-то живое, слизистое — «гнездо» из щупалец, готовое втянуть в себя все, что пройдет мимо.

Это был не путь. Это был сплошной смертельный лабиринт.

— Не беги впереди меня, — голос Коловрата прозвучал совсем близко. — Не отставай. Наступай туда, куда я наступил. И не смей чихать. Здесь всё, от букашки до тени, хочет вас сожрать. А я пока не решил, стоит ли вас защищать.

Я не чувствовал в его тоне угрозы. Он просто констатировал факт, как человек, давно уставший хоронить своих друзей и родных.

Через какое-то время мы вышли на плато. Ветер, который внизу лишь игриво трепал верхушки елей, обрушился на нас со всей яростью сибирского хозяина. Он не свистел — он выл, завывал тысячами голосов, заходя со всех сторон, пробиваясь сквозь слои одежды и вымораживая тело до самых костей. Он вырывал из легких остатки тепла с каждым выдохом, превращая дыхание в клубы пара, которые тут же разрывало в клочья. И в этой ледяной, пронизывающей душу атаке перед нами предстала древняя цитадель.

Она чем-то походила на оскал. Оскал времени, вцепившийся в скалу. Монументальная, почерневшая от бесчисленных пожарищ и въевшейся в камень копоти, ГРОМАДА. Ее силуэт на фоне хмурого, свинцового неба был рваным, неестественным. Половина зубцов на стенах давно обвалилась, превратившись в осыпи битого камня у подножия. Оставшиеся косились под немыслимыми углами, словно гнилые, расшатанные зубы в гигантской черепной коробке. По темному, почти черному камню зияли глубокие трещины — шрамы от древних и недавних сражений, каждая из которых могла бы рассказать свою кровавую сагу. Высокие дымовые трубы молчали, из них не валил жирный, спасительный дым, не было видно ни отблесков огня в узких бойницах, ни признаков движения. Царило полное, абсолютное ощущение заброшенности, немого укора и смерти. Смерти, которая ждала своего часа.

— И… это всё? — сорвался с губ Валерии сдавленный шёпот. В её словах звучало лишь чистейшее, обездвиживающее шоковое недоумение.

Она, видевшая порталы и лики демонов, не могла поверить, что ЭТО — обитель живого человека да еще и легендарный форпост, удерживающий тварей из портала высшей категории многие десятилетия.

Коловрат, не удостоив её взглядом, тяжело уперся плечом в створку гигантских, скрипучих дубовых ворот, сбитых из бревен толщиной в два моих обхвата. Дерево почернело и потрескалось от возраста. Они поддались не сразу — с протяжным, мучительным скрежетом, словно ворота в преисподнюю. С грохотом отъехав внутрь, они обнажили щель, из которой пахнуло запахом столетий: сырого камня, старой пыли, тлена и чего-то ещё — горьковатого и дикого.

— Дом, — бросил Олег сиплым, лишенным всяких интонаций голосом, шагая внутрь. — Родной дом. Проходите, гости дорогие. Не стесняйтесь.

Мы вошли во внутренний двор, и картина, открывшаяся нам, была немногим лучше. Пространство, бывшее когда-то плацем для построений,