Системный Кузнец. Трилогия - Ярослав Мечников

Брик.

Сердце снова защемило — задышал чаще. Кажется, всё ещё не мог отбросить ярость. «Просто жить дальше. Просто делать что-то». Может, так привязался к пацанёнку, потому что у самого никогда не было детей? В прошлой жизни так и не успел создать семью.

Зашёл внутрь. Должно же быть здесь что-то, чем можно отмыться, у Гуннара точно — порылся в углу за бочкой с капустой, и нашёл то, что искал: твёрдый кусок щелочного мыла, сваренного из животного жира и золы, и жёсткую мочалку из лыка.

С этими сокровищами и ещё одним ведром воды вышел обратно на улицу.

Сбросив штаны, встал посреди двора и начал мыться — с остервенением тёр тело жёсткой мочалкой, сдирая не только грязь, но, казалось, и кожу. Вода была ледяной, а мыло едким, но ничего не чувствовал — тёр, пока кожа не начала гореть. Вылил на себя ведро, смывая грязь, пот, кровь. Даже вымыл волосы, запуская пальцы в сальные космы и выдирая из них комья грязи.

Не просто акт гигиены, а попытка смыть весь ужас, отмыться от смерти и бессилия — вернуть себе хотя бы видимость человеческого облика. Когда закончил, кожа горела, но я чувствовал себя чище не только снаружи, но и внутри.

Вернулся домой и стоял посреди комнаты обновлённый. Тело было чистым, наверное, впервые за всё время пребывания здесь. Достал свежую одежду, что сшила Гретта, и переоделся.

Сел на стул и просто сидел. Нужно собираться, закрыть все вопросы, но делать ничего не хотелось. Теперь, когда точно знал, что ухожу, почему-то стало невыносимо тоскливо покидать это место — грубый, но уютный дом.

Всегда трудно уезжать, менять что-то кардинально. Какая-то необъяснимая печаль накрывает в такие моменты — так было, когда уезжал из родного городка в Подмосковье в столицу. Оставлял друзей детства, привычные улицы.

Задумался. Вернусь ли сюда когда-нибудь? И какой вообще будет моя жизнь в Чёрном Замке? Что меня ждёт? Прошло так мало времени, а кажется, что целая вечность. Столько событий…

Встал, не в силах больше сидеть на месте и отправился туда, куда не решался идти с самого утра.

Я ведь даже не знал, где точно живёт Брик. Знал только, что где-то за дубильней Грома, там, у частокола, где мальчишка любил гулять, разглядывая всякую живность. По пути спросил у нескольких людей, не знают ли они мальчика по имени Брик.

— А, это тот, что по всей деревне бегал и голосил? — спросила уставшая женщина, вытаскивая из дома узел с поклажей.

— Да. Он.

— Сирота-то? — вмешалась с завалинки старуха, глядя, как соседка собирается в путь.

— Ага… он самый…

— Так ведь уснул он и не проснулся, — почти безразлично сказала женщина, будто говорила о погоде, и поправила взлохмаченные седые волосы. — Бедный мальчишка.

Её явно волновали другие вопросы — уж точно не судьба какого-то сироты. Слова сказаны сухо и обыденно.

— Так где он жил? — спросил безэмоционально.

Женщина махнула рукой в сторону кривых проулков. Через три улочки, а дальше — вверх от частокола. Вспомнил, что проходил там, когда уничтожал застывших жуков, и даже не подумал бы, что в одной из этих ветхих лачуг спит Брик.

Когда поднялся по ухабистой, похожей на дно оврага улочке, увидел Ульфа — тот сидел на пеньке возле одной из самых жалких хижин с прохудившейся крышей. Детина просто смотрел в одну точку.

Молча подошёл и остановился рядом. Парень не смотрел на меня, только куда-то перед собой, то ли о чём-то думая, то ли, наоборот, не думая ни о чём. Ульф сложил огромные руки на коленях и ритмично покачивался из стороны в сторону.

— Здравствуй, Ульф, — сказал негромко.

— Привет, Кай, — низко прогудел парень, не повернув головы.

— Брик… здесь? — кивнул на покосившуюся дверь лачуги.

— Брик хочет спать. Он спит. Устал, — сказал молотобоец безжизненным голосом, уперевшись взглядом в заснеженную кочку на дороге.

В сердце больно защемило — лишь бы паренек не сошёл с ума от горя.

— Ульф, — начал я, подходя ещё ближе. — Брик… он уже не проснётся. Ты же… ты же знаешь?

Детина начал раскачиваться ещё сильнее — казалось, ещё чуть-чуть, и свалится с пенька.

— Брик устал. Он хочет спать, — в голосе прозвучала жалобная интонация.

Я помолчал, опустив голову.

— Ульф, послушай. Все в деревне уснули, но некоторые… не смогли проснуться. И наш Брик… — к горлу подступил горячий ком, сдержал его. — Он просто… решил спать дальше. Он теперь с духами, Ульф, и со своим папкой — у них теперь всё хорошо. Нам не нужно о нём беспокоиться — у него всё хорошо.

Пытался пробиться к нему, подобрать правильные слова, но сам не верил им — те звучали фальшиво и жалко.

Но детина, отчего-то, вдруг резко остановился и замер, а затем медленно поднял на меня детский и пустой взгляд.

— Они… они с папкой… сейчас собирают дождевых червей? — спросил Ульф с такой детской надеждой, что перехватило дыхание.

Я кивнул. Хоть и тяжело было так безбожно врать, но если парень верил… если ложь давала тому утешение…

— Конечно, — сказал, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Не только червей. И… и мокриц, и гусениц. У них там, — махнул рукой в сторону неба, — теперь всегда тепло, горит очаг, и Брик готовит самую вкусную еду — ту, которую он любил здесь…

Ульф долго, не мигая, смотрел на меня, словно проверяя, не вру ли я и точно ли уверен в том, что у мальчика теперь всё хорошо.

— Если так… — промолвил Ульф своим низким басом. — … хорошо, что он спит. Здесь плохо. Здесь… злые.

Молотобоец сказал это так просто, будто делясь самой сокровенной и глубокой мыслью, которую никто, кроме меня, не должен знать.

— Ульф, — возвратился к жестокой реальности. — Сегодня уходит караван в город. В деревне оставаться опасно — никто о ней больше не позаботится…

Вдруг вспомнил об охотниках. Что будут делать они? Вернутся на руины, чтобы защищать или отправятся в горы, пытаясь уничтожить логова? Даже если они останутся, жуков может быть столько, что и они не справятся. А как здесь будут выживать остальные? Караваны ходить не будут. Хозяйство вести почти невозможно. Хватит ли еды на зиму?

Вопросов было слишком много, и я просто не хотел оставлять здесь Ульфа одного — боялся за огромного детину. Но брать с собой в Чёрный Замок? Будет ли это лучшей долей для парня?

«Только если…» — мысль оборвалась. Я ведь обещал Брику, что о нём позабочусь, что с ним всё будет хорошо и