Геммы: комплект из 2 книг - Анна Коэн

для построения теории. Возможно, мне стоит вновь написать Настасье Фетисовне в Последнюю Версту, чтобы она побольше рассказала о тех двух случаях? – примирительно предложила она.

– Здесь и сейчас нам это никак не поможет.

«Ну и сиди тогда, гадай», – обиделась Норма.

Но сидеть Октав не собирался, напротив, планировал вновь изучить храм снаружи и изнутри.

Обойдя небольшое, но крайне внушительное здание со всех сторон, он указывал то на идеальные углы камней, не стесанные временем, то на трещины в основании колонн. Белый храм выглядел одновременно древним и совершенно новым. Барельеф в виде кораблика, несущегося по волнам к водовороту, только сильнее сбивал с толку – до южного моря отсюда было почти так же далеко, как до Вотры.

– Добрые стражи… – послышалось сзади.

Норма поежилась от неловкости, но обернулась вместе со всеми.

– Добрые стражи забыли Хасана Курута? – жалобно протянул адашаец, сложив руки на круглом животе. Он стоял у подножия белых ступеней и оттого казался еще круглее и несчастнее, чем прежде. – Вы обещать помочь, я скоро лишусь весь товар, я в отчаянии…

– Вы можете покинуть город по северной дороге, – ответствовал Октав. – Еще с утра она была совершенно свободна, мы проверяли.

– Лично проверяли, – поддакнул Лес.

Но Хасан покачал головой в квадратной шапочке.

– Она никогда не свободна, это большой обман глаз и сердца… Все здесь обман. – И побрел прочь, шаркая ногами в забавных туфлях с загнутыми кверху носами.

Вдалеке стоял еще один адашаец, одетый столь же ярко, но бритый наголо и более смуглый, чем Хасан Курут. Встретив купца, он разразился целой речью на своем языке, суть которой, как показалось Норме, сводилась к «я же говорил, что они нам не помогут! А вы им верили».

Норма с силой закусила губу, чувствуя себя смертельно виноватой. Она посмотрела на брата и, к своему удивлению, поняла, что он тоже смущен, хотя до этого испытывал к Хасану жгучую неприязнь – видимо, приревновал Фундука. Что в нем не понравилось Октаву, так и осталось для нее загадкой.

Турмалин мотнул головой, точно отгоняя непрошеные мысли.

– Идем внутрь. Ответы должны быть там. И приготовьтесь ко всему.

На этот раз в здании никого не оказалось – стол господина Халдеева пустовал. Причем полностью, в чем Лес убедился, беззастенчиво заглянув во все ящики. Тогда они приступили к изучению статуи.

Пока парни ощупывали массивный постамент со всех сторон, Норма сосредоточилась на самом мужчине. На этот раз в глаза бросились утонченные, нездешние черты лица, изображенные скульптором. Одежда на фигуре не напоминала традиционный наряд ни одного из известных Норме народов. На голове мужчины был почти незаметный венчик, будто сплетенный из тонких веток или костей. Глаза полуприкрыты, словно он только что сделал глоток доброго вина или услышал прекрасную мелодию, губы изгибались в легкой улыбке, а длинные пальцы держали посох так, будто тот ничего не весил. Лес назвал его веселым? Чушь. Это была совершенно иная эмоция.

Незаметно для себя она стала вглядываться в него, как если бы это был живой человек и тоже обладал свечением души. Порыв холодного воздуха коснулся ее лица, Норма прикрыла глаза. И увидела сквозь веки. Вернее, не так, это был отголосок неясного чувства, что напоминало ее обычное зрение, усиленное серафимским – или демоническим? – даром.

Пространство вокруг преобразилось. Вокруг царила густейшая тьма, какой не увидишь, даже зажмурившись, и в ней осталась только статуя с постаментом. Она не светилась, но было в ней что-то… не безжизненное. Норме послышался едва уловимый плач, тоненький и жалкий, будто над свежей могилой убивалась осиротевшая старушка.

– Смотри, это ж зазор, – услышала она приглушенный голос брата.

– Похоже, это крышка, – отозвался Октав.

– Думаешь, там тайник?

– Уверен! Там должно быть сердце катаклизма.

– Может, есть какой рычаг или потайная кнопка?

– Если так, мы обязаны ее отыскать.

Норма распахнула ресницы. Каждый волосок на теле приподнялся от корня, предупреждая о страшной опасности. Такого она никогда не испытывала, даже когда сталкивалась с настоящими монстрами.

– Нет, – неожиданно для самой себя сказала Лазурит. – Мы ни в коем случае не должны его трогать. Единственное, что мы обязаны сделать, – это немедленно покинуть Подрожну.

– С чего бы это? – вскинулся Лес. – И сколько уже можно менять планы, у меня от вас голова кругом!

– Октав, – обратилась она к Турмалину, – в чем именно, по-твоему, заключался приказ Арсения?

Он промолчал.

– Никакого конкретного приказа не было, – вместо него ответила она. – А сам ты позже говорил, что наша цель – разведка, и так было всегда. Здесь, – Норма указала на статую, – заключено нечто, что не по зубам ни нам, вместе взятым, ни, возможно, опытным инквизиторам. Но пусть окончательное решение принимают они. – Голос ее постепенно креп. – А сейчас мы выходим отсюда, забираем караванщика с его телегами и покидаем этот город. Иначе поляжем здесь, и никто не узнает правды о Подрожне и ее катаклизме. Я все сказала.

Лес слушал ее, недоверчиво приподняв брови, но Октав вдруг слегка склонил голову и произнес:

– Признаю, я увлекся. Мне сложно сдерживаться, когда я вижу какую-нибудь головоломку, шифр или тому подобное, они полностью меня захватывают. Но доверюсь твоему чутью. – И он повернулся к Лесу, который так и не убрал ладони с верхней части постамента, точно намереваясь спихнуть ее вместе со статуей. – Разведка прошла успешно, мы доложим обо всем, что удалось выяснить. Дальше пусть решает Арсений. Возможно, для разрешения катаклизма потребуется больший по численности отряд.

– Или же про Подрожну снова забудут, и она останется унылой навсегда, – хмыкнул Лес.

* * *

Хасан Курут страшно волновался, командуя сборами своего небольшого каравана в путь. Лесу подумалось, что для человека, который так торопился отсюда уехать, он слишком привольно расположился, но работники купца работали споро, и вот уже весь лагерь уместился в нескольких туго набитых мешках и скрылся в недрах одной из крытых телег. Помощник Хасана, крикливый лысый Донжон, хлестал голосом не хуже плетки-семихвостки, и несчастные адашайские слуги то и дело подскакивали как ужаленные.

Наконец караван тронулся. Курут все время молился своим богам, подняв раскрытые ладони к небу, и что-то бормотал себе под нос. Дук же без конца чихал и пускал сопли, но продолжал тереться у телег – видимо, в них везли пряности и какие-то ароматные травы.

Таким порядком миновали площадь. Лес впервые за долгое время взмолился серафимам, чтобы в последний раз. Чтобы не видеть больше ни этих луж-озер, ни этих рож, ни статуи ребенка с отколотой задницей посередь фонтана. Ни даже белого храма, больше похожего на чей-то склеп. Ну все это к бесам!

Вот прикатили к заброшенной окраине, откуда уже виднелся сосновый бор. Лес присмотрелся, принюхался – ничто не предвещало беды. Только вот скакать вперед он поостерегся – слишком уж много раз они получали дурные знамения на этом пути, не хотелось узнавать о них первым, не в этот раз. Потому он шел пешком рядом с неспешно катящимися телегами, придерживая чихающего Дука за загривок. Где-то в желудке точно образовался булыжник, и эта тяжесть заставляла дышать глубже. Так по-дурацки угодить в западню катаклизма! Но хватит с него, со всех них.

Теперь главное не отступать.

Впереди показался выезд на Подъярый тракт. Лес неосознанно сжал пальцы на шкирке, и кошкан боднул его в бочину, мол, угомонись уже. Яшма рассеянно почесал его между ушей и покосился на остальных геммов. Октав вышагивал по другую сторону от каравана, опираясь на трость, а сестра с ее порванным сапогом ехала на телеге, сжав губы в тонкую полоску и пристально всматриваясь в даль. Все они ждали очередного подвоха, «обмана глаз и сердца», как выразился Хасан Курут.

И он не заставил себя долго ждать.

Стоило им выехать на тракт, как их глазам предстала потрясающая в своей абсурдности картина: поперек дороги лежали четыре вековых сосны в полтора обхвата толщиной, а под ближайшим стволом полулежал один из кандэлльских лесорубов. Судя по оттенку рыжины в бороде, Бхэлтэйр.

Лес бегом бросился к нему.

– Братец, что с тобой стряслось?! А где Кайонэодх?

Бхэлтэйр, который, к счастью, был в сознании, лишь