Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

много. Так что винившийся перед государем за "нечаянно сожжённый флот" князь Барбашин сразу же стал напирать на то, что по-иному было нельзя, и зарвавшихся купчишек стоило показательно наказать. С ним вместе на Василия Ивановича буквально насели и Шуйский, и Шигона, и даже казначей Головин, буквально заваливший государя цифрами доходов от беспосреднической торговли его подданных. А там ещё и супруга царя отписалась, мол прости муж мой слугу своего Ондрюшку, ибо радел он за дело, да просто перестарался. Противостоять подобному натиску Василий Иванович не смог, вины мнимые и явные своему адмиралу отпустил и покарать купчишек позволил, но только ежели те сами что-либо первыми учудят.

По хитрой усмешке Барбашина на эти слова Шигона понял, что немцы обязательно что-либо учудят. Либо сами, либо… Ну да не стоит напраслину на людей возводить. Привыкла Ганза в своей Европе королей свергать да ставить, так что учудят они, видит бог, сами учудят что-то!

А тем временем царское войско продолжало свой поход по Ливонии, имея главной целью орденско-ганзейский город Феллин. Армия шла не спеша, несколькими дорогами, дабы и прокормиться без проблем и пограбить вдоволь. Всё ж таки земли вокруг Феллина были богатыми и практически ещё нетронутыми идущей войной.

Феллинский замок считался одним из самых мощных среди орденских крепостей. Основой его служило здание конвента — массивное четырехугольное строение, внутренний двор которого, вымощенный камнями, окружала галерея на столбах, посредством которой все помещения сообщались между собой.

Конвентгауз был окружен мощной стеной, которая формировала первое предзамковое укрепление. Подступы к зданию конвента с северной стороны защищали еще два таких укрепления. Они разделялись рвами, через которые были перекинуты подъемные мосты. С юга же и востока путь к замку преграждало озеро, так что, казалось, взять штурмом такую крепость просто невозможно.

К тому же недалеко от него стояла и армия ордена, возглавляемая самим магистром. Причём ни он, ни ландмаршал вовсе не собирались отсиживаться в обороне, а собирались навязать царским войскам бой по своей воле. Потому как вести долгую войну Орден просто не мог. Большая часть его земель, ещё подвластных магистру, была разорена и опустошена набегами. К тому же последние годы были слабоурожайными, что так же не способствовало долгой обороне. Деньги же, полученные от Померании и Ганзы под залог замков и земель, снаряжение, продовольствие и фураж для содержания нанятых немецких ландскнехтов быстро заканчивались. А новых субсидий не предвиделось. В итоге часть наёмников уже начала дезертировать, а на оставшихся больших надежд тоже не было, потому как едва закончатся деньги и они в любой момент поднимут мятеж или сбегут. Так что, пока армия была ещё относительно сильной и боеспособной, предстояло нанести как можно более сильные поражения царским войскам и лишь затем сесть за стол переговоров.

А потому, едва получив известия от высланной далеко вперёд разведки, орденская армия выступила навстречу русской и в результате её решительных действий первым, прямо на марше, был перехвачен и практически полностью уничтожен атакой из засады ертаульный полк в три-четыре сотни человек. После чего армия Ордена свернула на другую дорогу, где по донесениям лазутчиков шла другая часть русского войска. Его воеводы, получив известия от немногочисленных беглецов попавшихся им на пути, лишь отослали гонца к основной рати и продолжили свой поход. Увы, привыкшие за последние годы к легким победам, они недооценили решимость рыцарей, и были за это сурово наказаны.

Легкая конница, которая тоже имелась у ливонцев, мчалась впереди, готовая расчистить дорогу от случайных свидетелей или предупредить о встрече с противником. Следом за ней двигалась основная ударная сила Ордена — его рыцари и конные наёмники. Закованные в железо кони неспешно переставляли широкие копыта, неся в седлах неподвижные стальные статуи, зажимающие в правой руке копья, а левыми придерживающие поводья. Пехота и обоз с пушками двигались позади них.

И именно лёгкая конница и обнаружила остановившихся на дневной сон русских. Увы, русские воеводы регулярно терпели обидные неудачи, пренебрегая организацией разведки и боевого охранения. Результат был вполне прогнозируем: ливонцам оставалось лишь напасть на неготовых к битве и уничтожить их. И пусть вражеские дозоры даже и разглядели чужую разведку, но поднять ото сна людскую массу да построить её в хоть какой-то боевой порядок нужно время. А его то рыцари им и не дали.

Зато большой воевода Бельский оказался куда более сообразительным. Он и словам беглецов поверил и недооценкой врага не страдал, а потому велел немедленно собирать расползшуюся рать в единый кулак, в тайне надеясь выманить орденцев на генеральное сражение и решить, наконец, исход войны в одном полевом сражении.

А поскольку желания обоих сторон, пусть и по разным причинам, но неожиданно совпали, то и битвы пришлось ждать недолго. Армии сошлись на безымянном широком поле и рыцарям, ударившим первыми, даже удалось смять и обратить в бегство русскую пехоту, захватив несколько пушек, но затем им во фланг ударила отборная копейная тысяча и отряды поместных, которые и перевернули исход боя ровно наоборот. Ливонцы, ещё час назад праздновавшие близкую победу, теперь сами попали в окружение. Видя такое дело те наёмники и орденские кнехты, кто ещё оставался в лагере, бросились в "героическое" бегство и остановить их не смог даже сам магистр.

Разгром был полным. Последние пару часов на поле шла настоящая резня между озверевшими от крови людьми, а после тяжело раненных врагов милосердно добили собирающие хабар ратники. Причём среди убитых рыцарей был опознан сам ландмаршал Ордена. Магистр же с остатками преданных ему людей отступил в Феллин.

Собрав трофеи и обиходив раненных, Бельский продолжил движение к намеченной ранее цели и по обыкновению выслал вперёд "легкую" конную рать под руководством князя Бельского, в тайне надеясь на то, что "однофамилец" оступиться или ещё как провалит дело. Потому как Гедеминович питал к этому роду Бельских двоякое чувство.

А началось всё в далёком уже 1519 году, когда князь Иван Михайлович Морткин бежал из Руси в Литву. Там его приняли достаточно тепло и номинально пожаловали в вотчину удел Бельских, предков Ивана Фёдоровича, перешедших на службу к Великому князю Московскому. Так что князь Иван Михайлович довольно быстро стал относительно своим среди литовской знати, и как природный князь из рода Рюриковичей, даже получил свой герб. Тем не менее, "что-то у него не сложилось" на новом месте, и буквально недавно он (хотя в иной реальности это произошло чуть позже, уже в тридцатых годах) вернулся в Московское государство. Вот только потеряв "даренный" удел, он уже привык величать