Моя чужая новая жизнь - Anestezya

Чарли до окончания войны. Разве честно обязать девушку ждать тебя с войны, если ты запросто можешь оттуда не вернуться? А тем более жениться, зная, что она может остаться вдовой, возможно даже с ребёнком? Чарли… Как часто я доставал нашу единственную фотографию, рассматривая в полутьме любимые черты лица. Мы не говорили о своих чувствах, но её любовь чувствуется в строчках каждого письма. Я знаю, что должен был отвечать ей чаще, но когда нас припекло, трудно писать успокаивающую ложь. Матери я ещё могу отправить такое письмо, но не Чарли, которая прекрасно видит истинное положение вещей. Ведь провалы на фронте легко отследить по количеству раненых. Чарли конечно поступила как настоящая патриотка, но я бы предпочёл, что бы она была сейчас в безопасности дома. Женщины не должны видеть ужасы войны. Чарли хотя бы далеко от передовой, а Эрин отказалась от перевода в тыловой штаб понятое дело ради кого. Вот спрашивается кому нужна такая любовь, если постоянно вынужден испытывать леденящий страх, что очередной снаряд может убить твою любимую? Нет, я всё делаю правильно. Война рано или поздно закончится, и тогда я смогу быть с Чарли, не испытывая страха или вины. После стольких дней затишья русские сделали то, чего мы от них уже не ожидали — по крайней мере так скоро — прорвали восточную линию фронта. Когда мы отступали от Москвы, я видел столько сожжённых деревень, погребённых под сугробами разбитой техники, деревянных крестов, обозначающих братские могилы… Как они ещё только держатся? Когда-то парни шутили, что они сдаются в плен без единого выстрела. Мне же кажется, что они будут сражаться, даже когда кончатся последние патроны. Деревню атаковали неожиданно, с обоих флангов. Это не считая авиации. Но мы не собирались так просто сдавать с трудом отвоёванные позиции. Файгль должен был сдерживать танковое наступление, я же увёл парней к окраине. Лучше бы наоборот, слишком много в его роте новобранцев. Они конечно прошли подготовку, но в основном теорию. Хотя после того, как русские прорвались в село, уже было не до грамотно просчитанного плана. Нас всех ведёт первобытный инстинкт выжить. Пулемётные щелчки сливаются в одну непрерывную очередь. Глаза напряжённо всматриваются в мельтешащие фигуры с целью различить чужую форму.

— Ручные гранаты к бою!

Хольман растерянно смотрел, как на нас медленно надвигается смертоносная многотонная махина. Вот почему я не люблю новобранцев — подведут в самый ответственный момент. Я вырвал из его трясущихся пальцев гранату и бросил вперёд.

— Отвинчивай капсюль, идиот! Живее! — он что и со следующей не справится? Каспер, не дожидаясь, пока тот придёт в себя, точным броском забросил гранату, но русский танк успел выпустить очередной заряд, попав в сарай, где укрывались наши пулемётчики. Ещё один бросок, и танк наконец-то останавливается. Слышны треск горящего пламени и стоны, всё заволокло дымом. Я спотыкаюсь и падаю на чей-то окровавленный живот. Когда-то я испытывал страх, видя, как бегущий рядом со мной солдат падает замертво. Это дикое ощущение, когда кажется, что смерть дышит тебе в затылок, и ты будешь следующим. Сейчас же пришло понимание, что жизнь солдата зависит от случайности. Я видел с начала войны наверное уже тысячи изувеченных мертвецов с застывшим в широко открытых глазах выражением ужаса и научился не поддаваться панике, а делать всё возможное, чтобы выжить.

— Если не пришлют противотанковые орудия, нам крышка, — пробормотал Кребс, кивнув на мелькнувший за избами танк.

Я же думал о складе боеприпасов, которые нам доставили буквально на днях. Если хотя бы маленький снаряд попадёт в деревянный сарай, в радиусе ста метров не останется ничего живого.

— Герр лейтенант, русские взяли нас в окружение. Гауптман приказал остановить наступление с левого фланга, — прохрипел связной присланный от Файгля.

Я кивнул, прикидывая, сколько солдат осталось в моём распоряжении. Шнайдер, Хайе, Каспер и Кох. Где же Фридхельм? Последний раз я его видел, когда поднял их по тревоге. Я должен найти его, но сначала нужно выполнить приказ. Под сапогами хрустят отстрелянные гильзы, где-то в небе зловеще гудят русские «Яки», в десяти метрах от нас очередной снаряд вспарывает землю. Совсем рядом убило троих солдат, засевших за небольшим сараем. Слева загорелось сразу несколько изб. Дым поднимался высоко в небо. Огонь разрастался с потрясающей быстротой. Из горящих домов бросились бежать русские, и тут же кто-то из их пехоты стреляет в наших солдат. Мы продолжаем бежать, стреляя так же бездумно, ожесточённо в ответ. Перед прицелом моей винтовки время от времени появляется силуэт русского. Спуск курка, облачко дыма, и я ищу уже новую жертву. Раненый молодой парень на несколько секунд замер передо мной, а затем бросился бежать, но было поздно. Его лицо посерело. Он схватился обеими руками за грудь и упал лицом на землю. Виноват ли я? Буду ли я прощён? Смогу ли это забыть? Я не могу не думать об этом, несмотря на то, что ни за что бы не хотел сейчас оказаться на его месте.

Время словно застывает, и в то же время минуты летят стремительно, словно шквальный огонь. За деревьями пылает падающий советский самолёт, сбитый нашими штурмовиками. Значит подкрепление уже близко. Земля вокруг нас испещрена воронками от снарядов. Один из танков догорал, из открытого люка виднелось наполовину высунувшееся обуглившиеся тело. Бой теперь перенёсся на старое деревенское кладбище. Мы взяли противника под перекрёстный огонь, благо их артиллерия сейчас нам не грозила. Движущийся со стороны деревни танк я заметил слишком поздно. — Открыть огонь из обоих пулемётов!

Но пробить броню танка пулемётом тяжело, а чтобы прицелиться в смотровую щель, нужно подпустить его совсем близко. Ещё лучше подорвать гусеницы. Если парни меня не прикроют, это безнадёжное дело, но сейчас каждый из них нужен, чтобы сдерживать русских, ведь неизвестно сколько ещё их скрывается в лесу. Чего уж скрывать, мне страшно соваться в одиночку к этому бронированному чудовищу, но иначе я потеряю всех своих солдат.

— Давай сюда гранаты! Все, что остались, — рявкнул я на бледного как мел новобранца.

Совсем рядом раздались пулемётная очередь и шелест танковых гусениц. Думаю только о поставленной задаче — ползком преодолеть эти несчастные метры, что нас разделяют, и не промахнуться. Одну за другой отправляю гранаты в цель. Есть! Теперь нужно возвращаться на позицию. Русских нужно сдержать любой ценой. Судя по тому, что пулемёты продолжают строчить, наши ещё удерживают участок. Артиллерия с воздуха снова открыла огонь. Я поискал глазами хотя