Русь - Виталий Манческо

заварить ему крепкого чая, а сам скрылся в подсобке: нужно было проверить остатки, сформировать и оформить заказы. Работа была невесть какая, но сейчас, после бессонной ночи делать вообще ничего не хотелось. Тем не менее он взял блокнот, грузно вздохнул и начал проверять запасы спиртного… Спустя минут десять дверь в подсобку отворилась и в неё вошла Вера с чашкой свежезаваренного чая на блюдце.

– Там утром, ещё парень один заходил, папку какую-то принес, -Вера поставила чай на небольшую тумбочку справа.

– Папку?! -встрепенулся Данила.

– Ага, -буркнула Вера, достала с передника серую папку и протянула её Даниле.

Это была его утерянная папка с документами.

– Так что же ты раньше молчала – дуреха! -расплывшись в неподдельной улыбке Данила выхватил папку у неё из рук и истомно начал листать её содержимое, это были его документы, целые и невредимые. -Так, а кто принес? Когда? Откуда…

– Да мне почем знать-то… -развела руки в стороны Вера. -Парень твоего возраста был, собой не дурен, говорил-то по русски, а назвался Майком.

Простое и не знающее предела счастье, окатило его с макушки до пят: тепло растеклось по телу, мурашки покрыли затылок, лицо застыло в придурковатых мечтаниях и словно заговор он начал шептать:

– Майк, документы… Майк, документы… Майк, документы…

Вера удивленно покачивала головой глядя на радость Данилы.

– Дань, ты умом часом не тронулся?

– Документы нашлись, понимаешь… папка нашлась!

– Папка как папка, -пожала плечами Вера и развернувшись вышла с подсобки.

Он положил документы рядом с блокнотом, взял чашку чая, отхлебнул терпкого напитка, закусил ломтиком имбирного корешка. «Пронесло меня, везение чистой воды, ведь похоронил документы уже… распрощался, а товарищ новый, славным парнем все-таки оказался… нашел, побеспокоился, принес, а мог бы и плюнуть на все, мог бы, но не плюнул – принес!» Он сделал последний глоток чая, доел ломтик имбиря и ещё раз улыбнулся свой удаче. Веры уже рядом не было, она вновь дежурила на посту, наливая спиртное и о чем-то весело щебеча с посетителем возле стойки бара.

В баре он провел ещё с пол часа, выпил ещё одну чашку чая, составленный список заказов отдал Вере и собрался было уже уходить, но решил задержаться, всего на минуту, дабы справить малую нужду. Когда он вышел из туалета, Вера отпускала полтинник очередному посетителю и как только он выпил, она угостила его привезенным на презент – леденцом фирмы «Русь». Глаза Данилы прошлись по просторам кабака и за каждым столом, за каждым местом, где сидел человек, валялись черные обертки с красной надписью «Русь». Взор его скользнул в сторону Веры: она развернула шелестящую обертку, вложила леденец себе в рот и начала алчно сосать. Бесплатные леденцы были во рту каждого человека в стенах сего заведения.

Внутри улыбнувшись любителям шары, он опустил голову дабы скрыть подкрадывающийся смешок, вместо слова «пока», махнул рукой Вере и направился к выходу.

– Дань, приходи до нас вечером, -бросила вдогонку Вера, -посидим как в старые добрые, вспомним былое, годы студенческие.

– Постараюсь, -сухо улыбнувшись ответил Данила, после кивнул ей, улыбнулся ещё раз, но уже более мягко и вышел на улицу.

В потоках легкого ветра, словно сорвавшееся птичье перо, без всякого смысла своего путешествия, просто так, наслаждаясь городскими пейзажами, тело его медленно поплыло вперед. Почти все, чего только можно было желать за сегодня, уже произошло. Впереди был поход в Главное Управление, но он предстоял лишь потом, в конце этой недели, а сейчас, в сферу сложившихся обстоятельств, сей поход совсем не давил на его сознание. «В конце-концов должны все оформить, куда они денутся… Ведь я не прошу ничего сверх положенного, только законные требования предъявляю, чтоб подати платить вовремя, да места рабочие содержать».

Взор его скользил по сторонам и все чаще останавливался на фигурах бездомных, то ли ранее их было поменьше, то ли до селе он, глядел в другом направление. Он словно вновь окунулся во вчерашнюю ночь, когда безликие серые фигуры словно орда тараканов заполонили улицы города. Может сейчас их было и меньше, он не считал, но глаза его, то и дело, упирались в мрачные лица бездомных. Возле каждого из них, валялись пустые бутылки, шприцы да черные фантики с красной надписью «Русь».

Прям впереди, сидел один из таких персонажей: немытые взъерошенные волосы, смуглая засаленная физиономия, заплывшие мешками глаза, серо-рыжая борода тянулась ниже груди, а грязная одежда источала смрад за несколько метров. Заприметив Данилу за пару шагов, бездомный издал бессвязный вопрошающий вопль и словно увидев святого, ударился челом о холодную землю да простер руки вперед, преграждая дальнейший путь.

– Подайте барин, прошу вас, умоляю, детьми-то своими молю, бога ради подайте барин! -почти каждое слово, будто заговоренный, бездомный бил лбом о каменный пол. -Детьми молю барин, подайте… любой копейке рад-то буду, только подайте…

Отвращение сменилось на жалость за доли мгновений и рука Данилы скользнула в карман, нащупала кошелек, отворила его, но там было пусто. «Все ведь старушке отдал – за космолет заморский», -вспомнил он. Другая рука достала горстку конфет…

В эту самую секунду, как только леденцы оказались в руке у Данилы, бездомный протянул к нему свои грязные руки и неистово замычал:

– Прошу барин, детьми умоляю, бога ради прошу вас, -слова его были еле разборчивы, но весьма громогласны. -Русь… Русь… Русь… Умоляю вас барин, дайте мне… Русь… Русь…

Тяжелый ком сожаления подкатил к горлу Данилы, горько стало за все сразу: за Княжество великое, за народ нищий, за бесполезность свою, за то что света в конце тоннеля не было видно. Он высыпал все, что было в кармане, прям на холодную землю и тут же ему стало не по себе, стыдно хоть сквозь землю провались, и терзания эти не проходили, а только усиливался с каждой секундой. «Человек нуждается, а я ему конфеты кидаю, словно кость собаке бездомной… Ведь даже не знаю как он оказался в такой ситуации, может помочь надо было чем-то, а я конфеты ему швырнул!» -совесть больно кусала его.

Однако бездомного, мысли Данилы совсем не заботили, да он вроде и рад был этой подачке: глаза его горели, руки дрожали, с разбитого лба текли кровавые нити, а беззубый рот широко улыбался. Он хватал конфеты с земли, они вываливались у него из рук, он пытался разворачивать их, и леденцы вновь падали на грязный пол; они разбивались, раскалывались на несколько частей, но он жадно хватал грязные осколки леденцов и тут же пихал их в свой рот. Одну за одной, по несколько конфет сразу, мелкие осколки и прям с бумажками залетали в рот бездомного; он давился, но продолжал алчно засовывать их к себе в рот, они выпадали со рта, следом тянулась слюна, и он в то же мгновение подбирал их с земли, да вновь совал к себе в рот. Они были у него за щеками, под языком, остатки зубов пытались с жадной истомой прожевать леденцы. Хрустели, ломались – конфеты. Хрустели, ломались – зубы. С под завязку набитым ртом, бомж начал громко мычать: «Русь… Русь… Русь…» Раздался громкий рык живота, следом пронзительное, подобное работе трактора, испускание газов – он опорожнился на месте, прямо в штаны. И практически сразу, волна зловония начала выедать глаза. Следом, по штанам бича, потекли струи мочи и уже расслабленным тихим тоном, он вновь замычал: «Русь… Русь… Русь…»

Едва сдерживая рвотные позывы, Данила миновал убогое тело и поспешил прочь. Быстрым шагом, не задерживаясь нигде на своем пути, он добрался до набережной, недолго постоял у подножья Невы и вновь, как и прежде, неспешно побрел вдоль русла реки. Свежий бриз заигрывал с зеркальной водицей, создавая мелкую рябь на её полотне, эта композиция приятно шумела, убаюкивая его словно колыбельная мамы, а речной аромат очень быстро стер с памяти инцидент случившийся ранее.

Так бездумно слоняясь,