Дети, сотканные ветром. Часть 3 - Артём Ерёмин

какой гордились бы в доме Праматерей. Справедливость — вещь искусственная и чуждая всем мирам. Наши предки ваяли её несметное количество жизней и оставляют сей труд на своих детях, и он неизменно остаётся незавершённым. Справедливость — вещь хрупкая. И тебе выпадет случай подлатать её трещины. Дюжая работа даже для такого трудолюбивого трубочиста. Чем планируешь заняться в моём доме?

— Надеюсь служить вам исправно, госпожа, — осторожно сказал трубочист.

— Похвальное стремление. Однако тебе следует поднажать. Если ремонт камина в кабинете Киноварного сложен для тебя, то почему бы не вызвать более сноровистых ремесленников.

— Госпожа, я почти закончил с заданием сударя Феоктиста.

— Вовремя, ведь после ярмарки Поверенный надолго покинет Трезубец. С каждым годом башню всё сложней наполнять даровитыми детишками. Мир на Осколках меняется, раньше в нём правили умельцы чар. В мою молодость перед Мастером почтительно расступалась многолюдная толпа. Они входили без приглашения к царским наместникам. К их речам прислушивались. Ныне же за управу взялись хитрые дельцы, которые поставили дешёвые чары на конвейер. Под благочестивые лозунги «Волшбу в народ» фабричные подделки расходятся по всем Осколкам. Простой чаровник вдруг понял, что обучаться чарам легко. Для того не нужно тащиться в Собор, достаточно будет школы при Совете Цехов. Тем временем благородные семьи вдруг осознали, что для процветания нет необходимости становиться Старцем-Ткачом.

Кагорта недобро оскалилась, явно считая тех, о ком говорила, дураками. Её слова напомнили о Бабе Яре. Она также грустила о том, что люди перестали полагаться на чары.

— Волшба в народ! — усмехнулась Кагорта, забивая трубку. — Этим простакам неведома истинная волшба. Они её не отыщут в ближайшей лавке. Наши Прародители, чтоб их прах смешался с навозом, бездумно играли с пространством и временем. Разум и тело подобно часам они разбирали по пружинкам. Это вылилось в том, что мы несём в себе волшбу. Те праведные почитатели Прабатюшек и Праматушек, какие называют путь ткачей излишком, порочат наследие предков и само своё естество.

Старуха выпустила клуб дыма, и у Льва защипало в глазах. Один хмурый чудь уважительно бы отозвался о предпочтениях Кагорты.

— Тяжёлая теперь работёнка у Поверенного. Без медовых речей ни благородного наследника, ни сына фабричного кузнеца к Трезубцу не отправят. Я разве напрасно собирала мощь и знания лучших мастеров под одной крышей, дабы юные умы испили из незамутнённого источника? Политические взгляды, родословная — лишние преграды на пути к волшбе.

Юношеский смех залетел в окно, и Кагорта смолкла. Она прислушалась, наверное, ожидая, когда ветер вновь поднимет отголоски чьего-то веселья. Её лицо будто смягчилось, хотя трудно разобрать мимику среди множества морщин.

— Вы, дети, как-никак сокровища башни. Будущее Осколков. Конечно, среди помола бывают и гнилые зёрна. Будь моя воля, я бы стёрла все страты, однако Великие рода и без того криво заглядывают на Трезубец. Когда же я объявлю о том, что страта Ветра будет набираться каждый год, то потеряю нехилую часть казны. Я стара, и всё спишут на мои высохшие мозги. Однако плевать, если Киноварный и дальше будет приводить одарённых детей, невзирая на их наследство. Пусть он хоть ради нового набора прочешет мир полых.

Лев почувствовал онемение, разливающееся по телу. Стоило старухе заикнуться про его родину, как все эмоции мальчика слились в бурю, запертую в груди. Не нужно быть Главой Собора, чтобы почуять, как от него несёт страхом.

Кагорта продолжала смотреть вдаль через окно, куда-то сквозь мутную Пелену. Бледность кожи старухи и призрачная стена имели схожий оттенок. Солнце вытягивало из них яркие цвета, и темнота им обеим к лицу.

— В такое переломное время нам необходимы те, кто способен пройти путь ткача. Мне тут случайно попались на глаза записи лучшего волхва последних лет. Девица пишет про одного юнца с задатком к сложным чарам. Она тебя досконально обследовала…

Если бы Лев так сильно не страшился дальнейшего разговора, то рассмеялся бы Кагорте в лицо. Старуха даже не пыталась наполнить слова искренностью. Василиса дорожит своими исследованиями и вряд ли оставляла их где ни попадя.

Кагорта вытащила из-под кипы бумаг листочек с быстрым и рваным почерком.

— Наблюдаемый болезненно чувствителен к чарам. Тошнота, головокружение… Сам способен взбаламутить пространство, судя по тем непроизвольным случаям… Носитель мощного блюстителя, — старуха закончила беглое чтение и кинула листок на стол. — Ты не что иное, как любопытная наследственность. Баба Яра, похоже, совсем оставила волхвование, раз занимает тебя лишь поглощением пирожков. Твои родители скрестили в тебе лучшее. Надо было мне уделять волхованию больше времени. Хотя я уверена, найдутся и те, кто захочет более тщательно тебя исследовать.

Последнее прозвучало зловеще.

Старуха раскрыла грамоту Льва, высыпала на неё пепел из трубки и вдавила его своим костлявым пальцем. На бумаге остался серый отпечаток.

— Жаль терять такого способного ученика… Ступай, трубочист.

Вечерние лучи прорезали внутренности башни. Очертания колоссального механизма пронеслись перед глазами Льва. Тот был уверен, что больше не поднимется в покои хозяйки Трезубца. Что-то в тоне Кагорты намекало на такое положение дел.

«Что ж, не каждый слуга Собора видел в глаза Кагорту. Пора бы становиться обычным трубочистом».

Однако, когда лифт опустился, Льва ждал в коридоре Клим и дурное предчувствие.

Вьюн угрюмо сидел на каменном полу, и скрежет подъёмника заставил его вскочить на ноги.

— Наконец-то. С Пименом беда! — без запинок объявил Клим.

Они неслись к лекарскому корпусу. Дворец пустовал, подмастерья собирались в большом зале на ужин. Лев хотел бы расспросить Клима о случившемся, но тот переволновался и не смог совладать с заиканием.

Остальная команда ждала у закрытой двери обители волхвов.

— Сорока взлетел слишком высоко, — ответил Вий на невысказанный вопрос Льва. На осуждающие взгляды Гура и Лира он только пожал плечами. — Разве не правда? Я всех предупреждал! Делишки с благородными до добра не доведут.

— Почему? И как? — Лев, наконец, отдышался.

— П-подпольные бои, —