Дети, сотканные ветром. Часть 3 - Артём Ерёмин

светлую полосу между тяжёлыми шторами. Солнце, как обычно, подкрашивало кабинет в багровые тона. В нём трубочист провёл утро, слушая, как за окном нарастает суматоха летней ярмарки.

До чего же быстро наступает день, которого страшишься.

Лев продолжил заметать обломки кирпича в совок, когда скрипнула дверь кабинета.

— Заканчиваешь, — Киноварный заявил о своём приходе. Хотя вряд ли найдётся в Соборе человек, который наведается в багровый кабинет в отсутствие хозяина. — Самое время.

Они оба глянули на многомесячный труд трубочиста. К стыду и сожалению Льва, после ремонта благородный шик камина утерян без возврата.

— Вполне-вполне, — коротко подытожил Киноварный. — Пора закрыть и наш маленький тайный кружок. С лета я обычно отправляюсь в долгое путешествие. Если в этом году, как прежде, буду нужен Главам.

— Госпожа Кагорта упоминала про вашу отбывку, сударь.

Киноварный бесцельно покопался на своём столе, и мальчик переживал, что сболтнул лишнего.

— Весьма необычно… это ваше общение, — сухо отметил мужчина, но, когда поднял лицо, на нём была живая усмешка. — Не знаю никого другого, с кем бы хозяйка Трезубца делилась планами. Даже остальные Главы идут в темноте, полагаясь на её указания.

Лев не находил точной причины, и он пожал плечами:

— Может, её тоже привлёк мой янтарь. Хотя говорит, что больше ей интересна моя наследственность.

— Вероятно, — нахмурился Киноварный.

— Что толку от неё для трубочиста…

Лев попробовал отшутиться, но увяз в дурных мыслях.

— Не отчаивайся, — обнадёжил Киноварный. — Ты сейчас в начале пути, кто знает, куда жизнь повернёт и на какую высоту тебе придётся взбираться. Не только Собор даёт шанс менять мир вокруг себя.

— Потому вы устроили Игната в лавку мастера Сульды, — набрался смелости Лев. — Благодарю, сударь. Игнат на самом деле хороший. Хотя, наверное, вы лучше меня знаете его историю.

— Так же, как историю его отца. Я кое-чем обязан ему. Как говорят у меня на родине: долг мертвецу дороже прочих.

— Всё же спасибо вам, сударь. Ваши наставления уберегли меня от многих неприятностей.

— Наши непринуждённые беседы скрасили и твой, и мой труд.

— Да, сударь, — кивнул Лев. Узнай кто о темах их разговорах, то поднялась бы славная буча.

— На следующий год, если вновь твоя связь с янтарём разладится, то мы что-нибудь придумаем.

Лев не заглядывал так далеко:

— Разве ничего не произойдёт, если не углубляться в чарование?

— Именно так. Главное, не поддавайся разрушающему настроению. В отличие от простых блюстителей, твой янтарь сверхчувствительный. Любые твои терзания, злые помыслы он воспринимает как приказы. Благодаря нашим беседам ты и камень настроены друг друга. Но если отвергнешь практику контроля разума и погрузишься в отрицательный опыт, то, боюсь, ваша связь со временем испортится. С таким мощным блюстителем нет мига для слабостей.

Лев давно уяснил наставление Киноварного. Только он ничего не мог поделать со своим разумом. Последнюю седмицу во снах он оказывался в гуще ожесточённой битвы великанов-воителей. После пробуждения мальчику доставались лишь крошечные лоскуты воспоминаний и холодный пот. Вину за испорченное утро Лев возлагал на тягостное ожидание капитанского поединка.

Киноварный расположился за столом, казалось, это было его царство. На мягком дорогом кресле, окружённым неотложными донесениями и вооружённым стальным пером. Зашуршали бумаги в длинных, изящных пальцах, и трубочист догадался, что ему пора откланяться.

— Прощайте, сударь.

— До скорой встречи, Лев. Будь осторожен сегодня на арене. По мне, пустое насилие для услады толпы пора оставить в прошлом. Не переношу на дух все эти драки.

Киноварного и представить трудно в бою. Другое скажешь про Вольноступа или даже Распутина: они источали угрозу.

Лев хотел уверить, что тоже терпеть не может насилие, особенно направленное на него, но предпочёл промолчать. Его и так заждались.

Вий и Клим в больших покоях лекарского корпуса помогали переодеваться Пимену. Кожу Сороки украшали синяки, а левая рука жёстко закреплена к груди. И всё же Пимен широко улыбался:

— Ну, Хлюпик, настал тот заветный час, когда мы попрощаемся с больничными харчами. Надо нам скорее напроситься на наказание, на кухню. Надеюсь, Проша успеет перепрятать сахар.

— Ты же говорил, что отпустишь ежа по весне? — напомнил ему Вий, и зверь ответил ему хрюканьем.

— Хлюпик, не слушай дурочка, — Сорока наглаживал колючий мешочек. — С тремя ножками он не сладит на воле. Надобно придумать ему протез. В следующем году нас допустят к работе в мастерских с лучшим оборудованием. Чего лыбу давишь, нюня?

— П-просто ты хочешь учиться ещё один год, — сказал Клим. — После ухода Игната ты говорил, что нас неп-пременно исключат.

— Тебя припугнул, чтобы не расслаблялся. Нигде на Осколках нет столько детишек, с чьих карманов валятся златые. И завидных невест пруд пруди. И жратва для Хлюпика всегда есть. В Сточных водах ежей-то уважают, лишь когда их бока хорошенько прожарены на сковородке… О, привет, Лев. Готов навалять Аскольду Миронову? — спросил Пимен и развернулся на Вия. — Я, конечно, признателен за то, что вы так растроганы моим попаданием под нож лекарей. Но разве разумно следом за мной отправлять единственного трубочиста в Соборе.

— В ярости трубочисты черны и страшны, — улыбнулся Вий. — К тому же у Льва всегда заготовлены сюрпризы.

На поднятый шум к ним подошла Василиса в сопровождении Дыма. Лунси на практике в лекарском корпусе проявил способности к врачеванию, и после травмы Сороки, урядчик мастера Арники взяла его под крыло. Видимо, решила, что друзьям Льва пригодится тот, кто хорошо залечит переломы.

— Поторапливайтесь, — пригрозила Василиса. — Дыму нужно подготовить эту койку. Скоро у неё появится новый жилец.

Ребята сдержали