Дети, сотканные ветром. Часть 3 - Артём Ерёмин

Как правильно догадался Лев, приглашение пришло поздно, и Бабе Яре достался билет лишь в третьем вагоне.

— Как поживают Вий и Клим?

— Они сейчас помогают на ярмарке.

— Я для них гостинцы припасла. Жаль, не повидаемся. Будь добр, передай им свёрток и напомни, что летом я вас всех жду в гости.

У Льва не получилось скрыть, как обрадовали её слова. Приятно знать, что тебя где-то ждут. Хотя после случившегося в Ряженье, трубочист страшился возвращаться в Златолужье. Даже Вий не убедил его в том, что дедушка Есении стёр любое упоминание о детях, замешанных в разрушении скудельницы. Человек в чёрно-белой маске всё ещё находится на свободе. Выцветшие листовки с его портретом и наградой за любые сведения продолжали висеть на фонарях станции.

— Соседушки ждут не дождутся вашего приезда, — беззаботно продолжала Баба Яра. — Да и Проповедника часто застаю в твоей комнате. Скучает, верно.

Они оба усмехнулись маловероятному предположению. Мальчик был благодарен Бабе Яре — она не ругает его за то, что он перестал писать ей.

Когда они свернули к постоялому двору, трубочист набрался храбрости и спросил:

— Бабушка, вы вправду не держите на меня зла?

— Если кто и должен злиться, то это только ты, милый! Выгнала тебя, отправила от себя подальше!

— Я не говорю вам и половины правды, постоянно попадаю в неприятности…

— Я же чахну от немощи, когда вы нуждаетесь в помощи. Оба мы горазды расстраивать своих близких.

Баба Яра успокаивающе погладила плечи Льва, и тот почувствовал облегчение на них. Трубочист словно очутился в саду на «Носу у мельника», его окутала умиротворённость.

За разговором они незаметно дошли до постоялого двора. В день ярмарки уютный трёхэтажный дом забит под завязку. Неподалёку на поляне выставляли дополнительные столы и шатры тем, кто не сумел урвать комнату.

Шумный двор разом утих при появлении Льва и Бабы Яры. Кружки с пенными шапками остановились на полпути до страждущих ртов.

На террасу торопливо вышла улыбчивая женщина с полными щеками:

— Рады вашему возвращению, госпожа. Мы придержали для вас лучшую комнату.

— Премного благодарна, хозяюшка, но я, пожалуй, отправлюсь восвояси на следующем поезде. Старым костям чужие постели в мучение.

— Очень жаль, — расстроилась владелица подворья.

— Знаете, я бы не отказалась с дороги от терпкого кваса. Если, конечно, его, как и при вашей матушке, подают к обеденному столу.

— Все рецепты я унаследовала в точности до последней буквы. Мы подадим квас на ваше излюбленное место.

Хозяйка двора приглашающе указала на тропинку, уходящую в лесочек. Баба Яра и Лев прошли по ней до крохотного родника, у которого затерялся крепкий стол. Там их ждала недовольная Кагорта.

Лев почувствовал, как поднялись волосы на затылке.

— Ещё немного, и я бы умерла от скуки, — проскрипела глава ткачей.

— Лекари всех Осколков твердят о пользе прогулок на свежем воздухе. Особенно в столь прекрасный день!

— Они о том причитали даже в моём детстве! И где все те зелейники и костоправы, какие родились со мной в один век? К слову, рада, что ты пережила очередную зиму. Тревожилась, будто впредь не отведаю твою стряпню.

Баба Яра присела напротив Кагорты, настрой у неё тоже был не самый доброжелательный:

— Нечего посылать своего Поверенного, дабы убедиться в моей смерти. Взяла бы и сама навестила. Поезда ведь ходят. На удивление, ты по сей день не окончательно разругалась с Маревой дорогой.

— Не доверяю я им.

— Мы обе ведаем иные дороги. Тобой исхожены все тропы вокруг наших краёв.

Две женщины вглядывались в друг друга, словно их перепалка перешла в невербальную фазу. Лев всегда знал Кагорту и Бабу Яру как две противоположности. Однако же теперь воочию убедился, что их различия гораздо велики.

Бледность Кагорты в летний день будто была не из этого мира. Её одеяния черней густых теней в лесочке. Хоть и рассказывали, что раньше Кагорта ходила у Бабы Яры в ученицах, но сейчас выглядела гораздо старше своего учителя.

Молчаливое напряжение разрядила хозяйка подворья, принёсшая три кружки шипящего напитка.

— Дорогие гости, прошу не скромничать. Мы исполним любую прихоть, — сказала она и удалилась.

Кагорта сперва принюхалась к кружке, а после едва смочила истончённые губы. Лев, успев отпить пару глотков, невольно удержал квас в горле.

Кагорта причмокнула и высушила залпом свой напиток.

— У прошлой хозяйки и квас ядрёней делался, — она вытерла рот рукавом мантии, неизменно спрятанной руки.

Баба Яра с сомнением покачала плечами:

— Говорят, старость притупляет вкус. В молодости всё кажется ярче.

— Пусть эти говоруны идут вдогонку за Праматерями! Мы взрастили слабое поколение, и ты со мной не поспоришь. Раньше к воротам Трезубца съезжались толпы, дабы я направила их на путь Ткача. Ныне же большинства мечтателей отпугивает один только вид Распутина, — Кагорта покрутила недовольно кружку. — И они не любят, чтобы квас щипал им десна. Редко встретишь дарование, на которое не будет жалко потраченного времени.

Кагорта взглянула на Льва так, что он пустил струйку обратно в кружку.

— Не сбегаешь ли за питьём покрепче? Уважь старушку, — попросила Кагорта без права на отказ. — Пусть содержательница запишет на мой счёт.

— Неужто та самая Кагорта научилась платить за то, что ей приглянулось?

Кагорта широко усмехнулась:

— Нет у меня никакого счёта! Я много лет в руках и гроша не держала. Те, кто и впредь желает зарабатывать в моём краю, простят мне и бочку вина из каркуновского погреба.

Баба Яра, порывшись