Дети, сотканные ветром. Часть 3 - Артём Ерёмин

— На бутыль медовухи Главе Собора и леденец тебе. Дабы не заскучал за беседой давних подружек.

Трубочист суетливо взял деньги и направился из лесочка. Ему мягко намекнули о том, что он здесь лишний.

Внутри постоялого двора было тесно. Без сопровождения Бабы Яры Льва не замечали, а некоторые будто нарочно не видели трубочиста, даже если тот протискивался у них под носом. Мальчик заказал у хозяйки всё, что ему велели. Карамельную голубку на палочке он запрятал в карман и устроился в уголке, обдумывая, сколько времени понадобиться двум знаменитым чаровницам, чтобы обсудить дела, накопленные за долгое расставание.

Открытые настежь окна и двери не спасали от духоты. В основном трактир набился людьми с достатком и не обременённые титулами. Большинство давно знали друг друга, так почему же не посплетничать, наслаждаясь прохладными напитками.

— Так твой господин не появится, дабы лично поздравить наследника рода? — услышал Лев с соседнего стола. — Недаром молвят, что у Мироновых любовью наделён лишь младший сын.

За небольшим столом, вероятно, собрались посланники семейств Великих и Новых родов.

— Определённо, господина Аскольда не баловали. Его светлость держит старшего сына как замену себе. Да и будем честны… — посланец Мироновых склонился над столом и усмирил голос. — Все знают, что влияние Собора убавилось. Кагорта хиреет. Слыхал, несколько родов в открытую заявили, будто не пустят Поверенного на порог и отдадут детей на обучение в Совет Цехов.

Его собутыльники согласно закивали, но предпочли не высказываться о слабости Собора на его же территории.

Один из мужчин быстро свернул разговор с опасной дорожки:

— Аскольд не только удал кометы гонять, но и в чарах умел. В дуэльном клубе первый после Вольноступа. Лихой бы офицер из него получился. С таким пылким нравом и родством он мигом бы дослужился до царского двора.

— Ни славы на арене, ни лихой жизни на Дальних Осколках не хлебнуть наследнику, — погрустнел самый пьяный за столом. — В придачу этот наглый трубочист омрачил выпуск. Тьфу! До чего же Кагорта распустила прислугу.

Представительные мужчины себя не сдерживали, когда хаяли трубочиста на чём свет стоит. Рядом виновник брани по стеночке выбрался к двери. Вдруг его узнают.

Оказавшись на свежем воздухе, Лев чуть бутыль из рук не выронил. У постоялого двора шумно разгружался караван чуди. Мальчик не сразу понял, что эти подземные путешественники не походили на тех, которые спасли его из колодца у красного дома. У сегодняшнего каравана явно водились лишние деньги: их насчитывалось под два десятка чуди, несколько носилок с товаром, одежда на них пригоже, да и снаряжение поновее. Тем не менее они сохраняли такую же настороженность, как если бы оказались на улицах Санкт-Петербурга.

— Недобрые приливы только мусор принесут.

Лев повернулся на знакомую поговорку. В отличие от Первыша, Часлав произнёс её, насытив презрением.

На террасе в плетёном кресле устроился мужчина. Его манера и облик говорили о дворянстве, по крайней мере, каким его представлял Лев. За креслом с графином в руках расположился Часлав, готовый в любое мгновение наполнить вином бокал дворянина.

— Прошу прошение от лица Собора, ваше сиятельство, — заискивающе обратился Часлав. — Глава Бор утверждал об усиленной безопасности в Краю. И глядите, у нас чуди шастают у врат. Вынюхивают чего.

Дворянин, помучив сподручного неловким молчанием, заговорил:

— Не все чуди обеднели, юноша, когда большинство их шахт… как бы мягко выразиться, перешли под управление царской длани. Тот, что обвешан погремушками, их «барон». У таких, как он, в подчинении не один десяток караванов.

— Контрабандисты… — Часлав едва сдерживался, чтобы не топнуть в гневе ногой.

— Не все, юноша. У кого есть царская милость для торговли между мелкими краями. Не вести же Маревую дорогу на захолустный Осколок из-за одной деревеньки.

Тот самый «барон», шелестя многочисленными украшениями, поднялся на террасу и внимательно огляделся. Дворянин встретил чудь поднятым бокалом вина, и получил взамен короткий кивок. От скудного приветствия щёки Часлава вспыхнули негодованием.

— Ты здешний холоп, малец? — чудь громогласно обратился ко Льву.

— Я трубочист из Собора, сударь.

На уважительное обращение стеклянные глаза потемнели, словно чудь напряг их, дабы рассмотреть трубочиста поподробнее. Лев даже смог увидеть в них своё взволнованное лицо.

— Хорошо.

Больше ничего не сказав, караванщик направился внутрь трактира. Трубочист же поспешил нырнуть в лесочек.

Лев с бутылкой в руках топтался неподалёку от беседовавших старушек. Баба Яра непрестанно хмурилась, тогда как Кагорта увлечённо что-то говорила. Мальчик ощущал в ушах небольшое давление. Сомнений нет: старушки наложили чары для уединённого общения.

— У меня уже язык иссох! — рассержено воскликнула Кагорта.

Из ушей Льва будто резко вынули пробки, неимоверно захотелось почесать их. Однако трубочист, как верный слуга предпочёл сперва утолить жажду госпожи.

— Способный мальчишка, — Кагорта похвалила Льва, когда тот поставил бутыль. — Жаль, Собор тратит такое дарование на услужение.

— Почему бы не перевести его в страту Ветра насовсем, — предложила Баба Яра.

Кагорта невесело оскалилась:

— Иногда, кажется, будто свой тяжеленный трон я затащила наверх башни, дабы убедить себя в том, что ветер перемен не сдует меня вниз. Время, когда к нам прислушивались сильные мира сего в прошлом, подруга. Деньги от мастерских и щедрых благодетелей лишь скрепляют камни в стенах. Башня ныне стоит не на древних плитах, впившихся в мёртвый вулкан. Трезубец покоится на благосклонности Великих родов, которые когда-то не сумели захапать меня с потрохами. Если я поспособствую некоему слуге, то многие обидятся. К тому же такому заметному парнишке. Ты уже замарала его своим наставничеством. И сам он пошалить горазд. Кое-кто явно его подметил.

Кагорта и Баба Яра оглядывали Льва, и тот, раскрасневшись, потупил взор.