Журавли летят на запад - Анна Рябинина

– А вы приходите так часто, чтобы сразу понимать, кто тут впервые? – откликается она.

У Вэй смеется, и в этот момент в его глазах мелькает капелька жизни, впрочем, она довольно быстро тает в черноте.

На собрании он сидит тихо, слушает болтовню, напоминая Ван Сун паука в углу: сначала заметно не особо, но потом как свалится на голову в темноте – и страху не оберешься.

– А вы тоже девушка, раз вас сюда позвали? – задиристо спрашивает она его. У Вэй удивленно распахивает глаза, а затем приглушенно смеется.

– Я тут на правах кота, красивый, молчу, мной можно любоваться.

– Какая высокая самооценка.

– Нужно соответствовать жене.

– Очень разумная мысль.

– У меня других не бывает.

Ван Сун насмешливо хмыкает.

– Чем вы занимаетесь?

– Слежу за храмами.

– Вы шаман? – Ван Сун сама не понимает, почему ей в голову приходит такое старомодное слово. Возможно, дело в том, что сам юноша – словно воплощение слова «старомодный», будто посыпанный золотой пылью: волосы чуть с проседью, темные печальные глаза, скорбно поджатые губы, одежда, вышедшая из моды еще, кажется, при Цинь Шихуанди.

– Что-то вроде того, – соглашается юноша.

Он становится маленькой тайной Ван Сун.

– Куда это ты? – Хуа Бай сидит на кровати и зашивает платье, у подола которого разошелся шов.

– Гулять, – отзывается Ван Сун, не упоминая, что идет она с У Вэем. Хуа Бай бы не заперла ее в доме, но Ван Сун знает – не одобрила бы. Не очень понятно, за что тот так сильно Хуа Бай не нравится, но факт есть факт – та терпеть его не может, домой никогда не зовет, по имени обращается редко.

Так что пусть лучше не тревожится лишний раз.

– Она особенная, – так говорит У Вэй про Хуа Бай. – Сложная сильная девушка, которой не нужно объяснять, почему она кого-то не любит.

– Вас это не задевает?

– Ничуть. Напротив, мне лестно, что такой, как она, я сильно не нравлюсь. Это своего рода достижение, – он улыбается.

– А что в таком случае любовь Ло Хуан?

– Тоже достижение, просто в другой битве.

– Девушки не трофеи, за нас не нужно бороться.

– О, – он забавно, чуточку наигранно округляет рот. – Я полагаю, вы самые сильные противницы и самые сильные союзницы в любой битве, а не трофеи.

– И в какой же битве Хуа Бай стала вашей противницей?

– Вы засмеетесь, если я скажу.

Они сидят у фонтана на площади – фонтан этот находится на последнем издыхании и с трудном выплевывает клочья мутноватой, пахнущей канализацией воды на заросшие плесенью плиты.

– Ничуть.

– В битве колдовства и разума.

– Хуа Бай будет на стороне разума?

– Разумеется. И мне нравится, что вы мгновенно записали меня в колдунов, – У Вэй ей подмигивает. Не пытаясь понравиться, просто подмигивает – весело, дразня.

Ван Сун вытягивает ноги и начинает рассматривать стоптанные носочки ботинок.

– Вы очень на него похожи. Не на колдуна, наверное, а на божество.

– Как Фу Си?

– Не-а. Скорее, на маленького вредного духа лисы, который погрызет все ваши посевы, расстроится, если вы повесите над входом оберег, и потребует вашего первенца в качестве платы за моральный ущерб.

У Вэй начинает хохотать – тепло и искренне, впрочем, его глаза остаются такими же мертвыми, что выглядит чуточку пугающе, только чего Ван Сун бояться? У нее нет ни посевов, ни первенца.

– Звучит замечательно.

– Обращайтесь.

Мимо них пробегает ребенок, буксирующий на веревочке воздушного змея.

– Вам нравится то, чем вы сейчас занимаетесь? – спрашивает У Вэй.

– Да я особо ничем не занимаюсь, – качает головой Ван Сун. – Так, немного помогаю Хуа Бай.

– Но это же все равно дело.

– Тогда не знаю, мне нравится, но это же не моя профессия, а ее.

– А чем хотели бы заниматься вы?

– О, все детство я мечтала стать богиней, – смеется Ван Сун. – А потом хотела спасать девушек из… публичных домов.

– И почему же вы этим не займетесь?

Она пожимает плечами.

– Вы не придумали, что можно сделать, чтобы устроить их жизнь? Все-таки, их даже замуж будет трудно выдать[18], хотя не думаю, что они сильно этого бы хотели.

– Мне кажется, у меня для этого недостаточно сил, – Ван Сун закусывает губу. – А вам нравится?

– А вы не переводите тему, – У Вэй встает и отряхивает брюки. Они у него на европейский манер, как и одежда Хуа Бай, а вот верх – как будто обрезанное ханьфу: высокое горло, широкие рукава, из которых при желании можно выудить все ту же лису, узоры на краям. У Вэй выглядит странно, так, как не выглядит ни один мужчина в Нанкине и, наверное, в других городах, но почему-то это никого не смущает. Будто его тут и нет – и все проходят мимо, задержав взгляд только на Ван Сун.

– Мне просто интересно.

– Да, пожалуй, нравится. Можно встретить разных интересных людей, – кивает У Вэй.

– Ло Хуан вы тоже встретили в храме?

– Нет, просто в городе, она ругалась с лавочником, и я заслушался. – У Вэй смущенно улыбается, а потом озорно, по-мальчишечьи, пожимает плечами.

– И подошли познакомиться? Она вас не прогнала?

– Не прогнала.

– Тогда вам повезло.

– И я так считаю, – соглашается У Вэй. При разговоре о Ло Хуан он немного оживает, в нем появляется незнакомая детская непосредственность и, возможно, влюбленность. Впрочем, для Ван Все все его эмоции кажутся странноватыми, не совсем понятными, будто…

Она задумчиво смотрит на его улыбку.

Будто он пытается их копировать у кого-то другого.

– Вы когда-нибудь были в ателье? – вдруг спрашивает У Вэй.

– Зачем?

– Пойдемте, – он протягивает ей руку, и Ван Сун видит тоненький, старый шрам на его ладони.

Когда он берет ее за запястье – со странной, не совсем человеческой, не мужской непосредственностью, она чувствует абсолютный холод, который панцирем наползает на ее кожу.

– Вы так замерзли? – охает она.

– Не переживайте, ничего такого, – качает головой У Вэй.

Они идут по улицам быстро – даже, возможно, слишком, У Вэй сверкает своими темными глазами, улыбается и тянет ее за собой, все глубже и глубже в нутро города.

– Так зачем нам туда? – повторяет вопрос Ван Сун.

– Вам очень идет алый, вы знали?

– Как вы это поняли?

– Огненной девушке – огненный цвет.

– У вас есть жена.

От этого возражения – удивленного, слабого – У Вэй искренне недоуменно поднимает брови и фыркает по-лисьи.

– Я не пытаюсь за вами ухаживать. Не так, как если бы хотел с вами переспать.

– Как грубо.

– Мы с вами взрослые люди, а вы точно понимаете, о чем идет речь.