Заморыш - Дмитрий Шимохин

жилистый парень лет шестнадцати с жестким, колючим взглядом. От него веяло не дешевой бравадой, а такой закаленной в уличных драках уверенностью, что Жига рядом с ним показался бы напуганным гимназистом. Он был настоящим хозяином дна. А потому начал первым, поигрывая отточенным осколком зеленого бутылочного стекла.

— Тю, смотри-ка, братцы. Какого ляда алешки приютские на нашей земле забыли? — хриплым, прокуренным голосом проскрипел он. — Вы кто такие, что тут ошиваетесь? Чего ищете?

Я окинул их оценивающим взглядом.

Одетые в немыслимое рванье, чумазые, загорелые до черноты, держались они с хищной уверенностью. Что за город — шагу нельзя ступить, чтобы не встрять в историю.

Васян же тут вышел вперед.

— А ты купил эту землю, что ли⁈ — с угрозой спросил он, сжимая кулаки. Спица и Грачик растерянно переглянулись.

Босяки, напротив, оскалились и полезли за пазухи. Воздух наэлектризовался до предела. Казалось, еще слово — и начнется драка, в которой мы проиграем. Нас меньше, Спица и Грачик явно слабее этих лбов.

Надо срочно разруливать!

— Стоять!

Я шагнул вперед, положив Васяну руку на плечо, задвигая его назад. Затем обернулся к вожаку.

— Слышь, тормози. Ты чего зря стекло вынул? Мы здесь не затем, чтоб ссориться.

Парень, выглядевший главным, на мгновение опешил. Тут же из-за его спины вылез какой-то низенький, но плотный хмыреныш со злыми глазами.

— А ты на кой лепишь, стрелок приютский? — заверещал он, опасно покручивая перед моим носом куском тряпки, в которую, видно, был обернут камень. — Какой еще «ссориться»? Да пошел ты, срань казенная! Кремень, не слушай этих. Давай им бока намнем и накидалища сымем!

— А ты куда лезешь? — тут же обрушился я на наглого коротышку, повышая голос. — Куда поперед старшого лезешь? Я не с тобой, а с человеком говорю! Отлезь, гнида!

Кремень на мгновение опешил: не ожидал, что я буду так дерзко осаживать его приятеля, и я тут же посмотрел на него.

— Тебя как звать-то? — спросил, спокойно глядя ему прямо в глаза. — Кремень, что ли? Слыхал, как твой подручный тявкнул.

Тот угрюмо набычился, но стекло опустил чуть ниже.

— Ну, Кремень. А ты кто такой будешь?

Я поморщился, вспоминая, как меня окрестила Даша, а за ней и Грачик. Не нравилось мне это слово, но здесь, на улице, оно звучало как надо.

— Пришлым зови, — криво усмехнулся я.

— Пришлый, значит… — протянул он. — А тебе что за дело, Пришлый?

— А мне есть дело, Кремень, — так же ровно ответил я. — Мы тут с тобой как люди гуторим, а твой встревает… Нехорошо. Особенно этот шкет борзый. — И я кивнул на говнюка с самодельным кистенем.

Кремень зыркнул на мелкого. Он и сам понимал: в разговор вожаков лезть — это авторитет подрывать.

— Тут, конечно, твое дело, Кремень, но у деловых так не положено, чтоб бакла[1] поперек слово вставлял!

Парень изучающе уставился на меня колючими глазами. Не знаю, каким шестым чувством, но я понял, что хожу по краю. Мой язык был смесью современного жаргона и того, чего я успел нахвататься здесь.

— Странный ты, паря, — наконец процедил он. — Бармишь[2] вроде складно, но чудно. Не поймешь, кто ты такой есть!

Я чертыхнулся про себя. Точно. Другая эпоха. Мой современный жаргон здесь звучит так себе. Пришлось перестраиваться на ходу, искать слова попроще, местные.

— Говорю, зря на рожон лезешь, — поправился я, меняя интонацию на более низкую, угрожающе-спокойную. — Мы не фраера залетные. И не алешки, чтоб нас шпынять.

Он прищурился. Слово «фраер» было южным, одесским, но, видимо, уже добиралось до Питера через гастролеров. Он что-то почуял.

— Ишь, какой… А я гляжу, ты не простой, хоть и шкет. Где нахватался?

— Жизнь научила, — уклончиво ответил я. — Короче. Мы жрать хотим. В натуре… тьфу, в смысле, кишки к спине прилипли. Вот и шастаем. Ходим, никого не трогаем. Если задели чем — ну, извиняй, не со зла. Не знали, что вы это место держите. Чего нам бодаться-то?

Я сделал паузу и кивнул наверх, туда, где за пакгаузами виднелись фуражки охраны.

— Опять же, казачки тут у вас под боком… А ну как услышат, что мы шум подняли? А мы-то и впрямь приютские, казенные. Будете нас бить — прибегут. Загребут всех, — давил я. — Нас-то просто выпорют, не привыкать. А вас? В дядин дом[3] сдадут. Или в варнаки запишут, если старые грешки найдут. Оно тебе надо, Кремень? Из-за пары драных штанов свободой рисковать?

Последний довод про тюрьму явно произвел на Кремня впечатление. Я не просил, не угрожал. Просто выдавал расклад. Он молчал, изучающе глядя на меня.

— Да давай их ашмалаем[4]… — высунулся было вновь мелкий шпендрик, но Кремень не глядя сунул ему в рожу грязную пятерню, и тот, пискнув, скрылся за спинами.

— У кого брать? — Я развел руками, показывая наши казенные обноски. — В приюте голяк. Шаром покати. А тырить на улице… Ты ж видишь, что кругом. Чуть что — в околоток потащат. А нам это без надобности. Мы не драться сюда пришли, — продолжал я, чувствуя, что лед тронулся. — Ты знаешь, как кормят в приюте? Водой пустой. Зачем нам с вами сцепляться? У вас тут река, рыба! Маза[5] есть… Вместе.

— Маза… — протянул Кремень. — Так вы мазурики, что ль?

Ну, наконец-то, дошло. Определил в «свои», хоть и с натяжкой. Слово «мазурик» было самым верным. Плут, воришка, свой человек.

— Фартовые[6] мы, — твердо сказал я. — А на шмот наш не смотри.

Кремень спрятал свое стекло в карман.

Напряжение сменилось осторожным, хищным любопытством.

— Ну, коли так… — Он смерил меня взглядом, в котором уже не было желания немедленно пустить мне кровь, зато проснулся коммерческий интерес. — Отчего и не погуторить? Только, чур, если арапа заправляешь [7]— я тя сам гостинцем отоварю! — Он кивнул на своих ребят, и я увидел, как один из них неохотно разжал кулак, в котором лежал увесистый булыжник.

— За слова отвечаю, — коротко бросил я.

Кремень сплюнул под ноги.

— Ну, пошли, Пришлый… — хмыкнул он, оценивающе оглядывая нашу четверку. — Раз голодный, значит, пошли, похрястаем. Глянем, чего будет.

Васян напрягся, сжимая кулаки, но я остановил его коротким, тяжелым взглядом. Это было приглашение… или проверка