Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

Русские суда появились в виду Чинги-Туры перед обедом и застыли на воде, вне досягаемости татарских стрел. А потом пристали к противоположному берегу, где их военноначальники явно устроили совещание. Кулук-Салтан было расслабился, но ближе к вечеру проклятые урусуты отчаянной атакой сумели сбить небольшие кордоны и высадиться на речном берегу, после чего ещё и удержали захваченный плацдарм, отбив атаку посланных им конных сотен. А потом на землю пала ночь и оба войска стали готовится к завтрашнему сражению.

С первыми лучами солнца запели трубы в царском войске, призывая ратников на молебен, а следом закричали муллы в стане татар призывая воинов на молитву. Оценив ощетинившийся строй урусутов и деловую суету за их спинами, Кулук-Салатан понял, что сами они атаковать не собираются, по крайней мере пока, и после короткого совещания принял решение сбросить их в реку до того, как на этот берег высадиться вся оставшаяся урусутская рать. И повинуясь его сигналу татарская конница, с гиком и пронзительным воем понеслась на изготовившийся к бою русский строй. Под топотом сотен копыт загудела земля. И казалось, что нет силы, способной остановить эту лавину. Туча стрел взвилась в воздух и со свистом понеслась в сторону русских. Ещё чуть-чуть и удалые багатуры врежутся в пеший строй.

Но русские не зря не спали почти всю ночь. Они рыли землю и вязали ежи из толстых брёвен, которые создали перед ними труднопреодолимую преграду. А когда атакующая лавина приблизилась достаточно близко, вся их первая линия вспухла густым белым дымом, и свинцовые пули ударили уже по набегающим татарам. Следом грозно рыкнули небольшие пушечки, послав во врага ядра и дробную картечь. Не выдержав столь "доброго" приёма, Орда отхлынула, но затем, подгоняемая своими начальниками, снова ринулась в атаку. И снова откатилась назад, не достигнув главного — вступить в рукопашную схватку с ненавистным врагом.

А на третий раз вслед за откатывавшейся ордой ринулись в атаку немногочисленные русские всадники. Воеводы рискнули и не прогадали: татарский плановый отход постепенно стал превращаться в банальное бегство. И напрасно мурза Баянда попытался собрать подле себя ещё не поддавшихся панике воинов. В короткой рубке они смогли лишь ненадолго задержать преследователей, но сам мурза по итогу попал в плен, а бегство армии продолжилось.

Видя подобный исход сражения, хану ничего не оставалось, как в окружении преданных стражников покинуть поле боя и не заезжая в столицу, скорым ходом помчаться в Искер, где он надеялся пересидеть зиму и собрать новые войска. Ведь одним поражением битва за Сибирь далеко ещё не окончилась.

Ну а в самой столице было в этот вечер очень тревожно. Славный город Чинги-Тура располагался на высоком мысу при впадении реки Тюменки в Туру, окруженный аж тремя линиями укреплений: рвами и валами. В центре города высились мечеть и дворец правителя, сложенные из сырцовых кирпичей, а улицы города составляли стоящие рядом юрты и глинобитные дома-мазанки. У внешних ворот города расположились бревенчатые караван-сараи, в которых нынче заперлись немногочисленные купцы, пришедшие в Чинги-Туру в столь недобрый час.

Город по сибирским меркам был большой и достаточно укреплённый, вот только защищать его оказалось, увы, некому. Жители столицы, едва до них донёсся слух о бегстве хана и гибели ханского войска, начали, не смотря на ночь, спешно покидать свои дома. Пользуясь полнейшим безвластием, ворота города были распахнуты настежь и через них выходили и выезжали верхом или на возах многочисленные беглецы. Особенно спешили те, у кого в хозяйстве имелись русские рабы, захваченные в ходе опустошительных набегов в разные годы. И те, кто ушёл до рассвета оказались правы: с рассветом к воротам Чинги-Туры подошли русские войска.

Нет, ни осады, ни штурма не было: столица ханства покорно открыла ворота и со страхом ждала грабежей и насилия. Но их не случилось. Хотя своих домов многие и лишились. Но лишь потому, что воевода (теперь уже вполне полноправный!) князь Шуморовский-Шамин-Щука с розмыслами объехав главный град своего кормления, велел постепенно сносить всё, что выглядело временным и непривычным взору, и строить на месте сибирской столицы настоящий русский град по плану, разработанному его розмыслами.

С купцами тоже поступили по справедливости. Тем более что прерывать бойкую и выгодную торговлю с далёкой Бухарой русские вовсе не собирались. Ну и что, что у многих товаров сменились владельцы? Главное, они были готовы платить, а не грабить. Так что бухарский караван убыл из Ченги-Туры в целости и сохранности, закупив при этом всё, за чем и приходил сюда.

Жизнь после первых дней панического бегства, потихоньку возвращалась на круги своя. Понемногу возвращались назад жители. Вновь, как и до захвата, появились на заливных лугах, что раскинулись вокруг бывшей столицы, тучные стада. Разъезды поместных рысили по дорогам в поисках податных людишек, постепенно отдаляясь от города всё дальше и дальше. Кто же противился платить новой власти, к тем применяли силу. Так новая администрация постепенно приводила край под свою руку. А потом морозы сковали землю, луга и леса покрылись белой шапкой и по первому зимнему пути пришёл в Сибирь из Руси первый обоз с хлебом и поселенцами. Ханство ещё не пало, впереди было ещё много битв и походов, а русские уже основательно устраивались на его земле, готовясь к походу встречь Солнца.

* * *

Деревенька Хоймова Губа Толвуйского погоста привольно раскинулась в низине южной части длинного и узкого Путкозера с его скалистыми, покрытыми лесом берегами и с самого первого дня исправно служила надёжным убежищем от ветра для всех, кто передвигался по воде. После того, как пал вольный Новгород, объезжавшие его Обонежские пятины государевы писцы посетили деревушку и внесли её в список облагаемых налогами поселений, что на жизни деревеньки сказалось не сильно.

Всё так же выходили в поля хоймвогубские мужики, привлечённые в эти глухие места повышенным плодородием почв, получившим потом у потомков своё обозначение как "заонежский чернозём". Всё так же скрипел огромным журавлем колодец, который был столь глубоким, что даже летом на его глубине не таял лед. Всё так же по вечерам пользовались крестьяне лучиной, которую заготавливали из сосновых поленьев.

По-прежнему в красном углу изб у них висели образа, и моление утром и вечером было для них святым делом. А по праздникам люди ходили в недавно срубленную для вновь прибывшего батюшки церковь Успения Пресвятой Богородицы. Церковь была красивая, стояла на видном месте — на пригорке, и её колокольный звон был слышен далеко окрест. В обычные же дни хоймовогубцы привычно вставали рано, после