Фантастика 2025-68 - Алексей Владимирович Калинин

— Iru al infero!**— парировал Ярик.

— Отставить семейные разборки! — приказал Фил. — Чика, милая, рассказывай дальше. А ты, Ярик, помолчи пока!

— Да, все правильно, я — шарлатанка, — продолжила она. — Но это не значит, что у меня нет дара. В моем роду была бабка, потомственная провидица, от нее мне передались кое-какие способности... И порой у меня бывают видения. Правда, редко. Это такая смесь образов, слов и ощущений... Трудно объяснить...

— А ты не объясняй, просто рассказывай все по порядку, — подсказал Фил.

И Чика рассказала... К моему удивлению она довольно точно описала наши приключения, но вкратце, без подробностей. И про Сиротку, и про шар, и про Помилку, и про молнии. Секретную базу тоже не забыла.

— ... их объявили в розыск, за их головы объявлена награда, — завершила она.

— Это тоже было в твоем видении?

— Нет, на всякий случай я сфотала вот этого чижика, — Чика показал на меня, — и пробила снимок по поиску.

Она вынула мобилу, ткнула в нее пальцем и поднесла экран к любопытным глазам своих собеседников.

— Три миллиона! А неплохо! — мечтательно произнес Ярик, глаза его заблестели, как у бывалого картежника в момент небывалого везения. — По лимону на брата. Да мне этих денег до конца жизни хватит! Вот же подфартило! Все, сегодня же свалю из этой гребаной общины. Выкину к чертям этот памперс и заживу, как нормальный человек. Пошью костюм с отливом, вставлю новые зубы и открою бар. «У Ярика». Как вам название? Меню я уже придумал. Никаких выпендрежных коктейлей, только пиво и водка. Закуска тоже самая обыкновенная: острые куриные крылья, гренки, яичница с беконом, чипсы, маринованные яйца и гороховый супец на опохмелку. Гороховый суп — это тема! Я сам буду его готовить. С копченостями, свиным мясом и красным перцем. Побольше красного перца! Чтобы кишки прожигало насквозь. Люблю острое. А бекон нужно не жарить, а кремировать. Чтобы хрустел на зубах! Вот так! А в маринованные яйца добавлять побольше соевого соуса и укропа. И никаких чипсов из насекомых. Только из картошки. Пусть насекомых жрут ящерицы. А гренки будут из черного хлеба, посыпанные тмином и чесноком! У меня будут самые большие порции куриных крыльев. Самые жирные, нажористые куриные крылья в Системе! И еще будет текила! И такие, знаете, девочки-текильщицы в откровенных нарядах, чтобы все выпирало. У каждой — кожаный пояс с бутылкой текилы в кобуре и патронташем шотов. А над стойкой бара повешу свой портрет. В полный рост. И никакой новомодной музыки. Никакого панга! Поставлю в углу музыкальный автомат с рокабилли и готик-кунтри...

— Готик-кантри.

— Чего?

— Музыкальный стиль называется «готик-кантри», а не «готик-кунтри», осел! — Фил резко выкинул вперед правую руку.

Из рукава джинсовки выскользнул нож, который он ловко поймал за рукоять и вонзил Ярику в низ живота.

Фил спокойно наблюдал за тем, как Ярик пытается остановить кровь, хлеставшую из рассеченной бедренной артерии. Он в отчаянии зажимал рану обеими руками, но это было бесполезно. Скоро белый памперс стал красным, словно он обмочился кровью.

В воздухе запахло тухлой сладостью.

Ярик выплюнул соску и захрипел:

— Сучара, да я тебя...

Убийца медленно двинулся к истекающему кровью недоребенку:

— Давай я помогу тебе, дружок, — он оторвал руки Ярика от раны в паху и с каким-то маниакальным наслаждением стал наблюдать, как тот истекает кровью.

— Успокойся, дружок, скоро все закончится, — нежно прошептал Фил.

Ярик тяжело осел на пол, завалился вперед и врезался лицом в стоящую на его пути газонокосилку. Раздался противный хруст, кровища брызнула в разные стороны. Но Ярик продолжал отчаянно бороться за свою жизнь. Его рыхлое тело билось в конвульсиях, а из горла вырывался тихий, напоминающий детский, плач.

— Что ты наделал, Фил?! — захлебываясь слезами, заорала Чика.

Она закрыла глаза и обхватила голову руками:

— Нет! Нет! Нет! Я хочу, чтобы это прекратилось!

— Легче легкого, — отозвался тот и, подойдя ко все еще трепыхающемуся Ярику, перерезал ему горло одним отточенным движением, от уха до уха.

За последнее время я повидал много разного дерьма, но гаже этой херни не припомню. Отношение к происходящему моих товарищей, судя по всему, тоже было однозначным. Циклоп и Профи отчаянно ерзали на стульях, пытаясь освободиться. Фидель в бессильном ужасе таращился по сторонам и скрежетал зубами. Даже тихоня Помилка проявляла активность: вертела головой, как заводная кукла, и барабанила ножками по полу.

Чика, словно в забытьи, повторяла:

— Ярик, бедный Ярик...

— Зато мы теперь богатые, — ухмыльнулся Фил, подошел к ящику с ветошью, выбрал из него тряпку и вытер лезвие ножа.

— Ярик, бедный Ярик...

— Ты же сама желала ему смерти! Буквально недавно.

— Я же не всерьез! — взвизгнула она.

— В любом случае сделанного не воротишь.

Его слова произвели на Чику отрезвляющее действие. Она мигом успокоилась, дыхание стало ровным. Клянусь, это была самая короткая женская истерика, что я видел.

— С такими деньжищами будем жить на Каллисто, как короли... Как король и королева! — произнес Фил.

«Какая же ты все-таки мразь, Фил! Жадная, подлая мразь! А как нам баки заливал, а? „Упраздним креды“, „разрушим старый мир“, „будем жить по заветам Кропоткина“ ... Но как только речь зашла о больших деньгах, все твои идеалы куда-то улетучились, революционер хренов», — негодовал я.

Чика вытерла ладонью слезы:

— А как же община? Как же остальные?

Человек, совсем недавно притворявшийся гуманистом и только что хладнокровно отправивший на тот свет ближнего, сунул нож в механические ножны, крепившиеся на предплечье, подошел к Чике и погладил ее по волосам:

— Забудь про остальных. В этом мире есть только мы... Я так люблю тебя, Чика.

Та посмотрела на Фила влюбленными глазами, обняла его за шею, и они слились в долгом слюнявом поцелуе.

«Не хватало только, чтобы они занялись любовью рядом с трупом», — подумал я и поморщился.

Но события пошли по иному сценарию. Ладонь Чики змейкой скользнула в рукав куртки Фила и в ту же секунду она завладела ножом. Хрясь! И лезвие вонзилось в плечо убийцы по самую рукоятку.

С перекошенным от страха лицом Чика резко отпрянула от своей жертвы.

— Ты что это творишь? — в голосе Фила смешались гнев и удивление.

Он пошатнулся, готовясь упасть, но вовремя