Музыка нас связала... - Сергей Линник

Иногда сигара — просто сигара. А иногда — нет.

Глава 9

Вот откуда здесь взялся этот рыжий кот? Когда я заходил, точно помню — на площадке никаких животных не было, между ногами у меня никто не пробегал. Вошел в квартиру, дверь закрыл. Форточки и балкон заперты. И сидит наглая рыжая морда, вся в шрамах, с надорванным левым ухом, и спокойно облизывает себе лапу.

— Заблудился? Давай, на выход, — я открыл входную дверь и приглашающе помахал рукой. — Вперед, товарищ! Вы здесь не живёте!

Реакции — ноль целых хрен десятых. Нет, лапу поменял, правую на левую. Котейка не очень крупный, худощавый, редкой породы «русская дворовая». В общем ухожен, хотя грязноват несколько. Типичный представитель тех, кто всё ещё гуляет сам по себе, но поесть приходит домой. И меня покидать не собирается. Я к вам пришел навеки поселиться.

— Могу, конечно, тебя покормить, но ничего специального. Суп будешь? С фрикадельками?

Со стороны посмотреть — понимает. Потому что встал и совершенно по-хозяйски попер на кухню. Направление угадать просто — даже я запах еды чувствую. А уж кот — и подавно. Пришел, сел посредине, и начал меня гипнотизировать: ты же приглашал, наливай свой суп. Разогрел ему в розеточке, обычно используемой для варенья, но с недавних пор перешедшей в резерв по причине появления скола на краю. Сам я бы выбросил, но у тети Жени к посуде очень трепетное отношение — в мусорку отправляется исключительно совершенно непригодное к использованию.

Ел котейка аккуратно, я бы сказал, интеллигентно: неспешно, сначала вылакал жидкую часть, и только после этого приступил к поеданию картошки и двух фрикаделек. Съел всё, и на всякий случай посмотрел вопрошающе: больше ничего не будет? Я и так отдал тебе треть своей порции, теперь только варить свежий суп, что я, кстати, и собирался делать. Помыл тарелку и налил воды. Как вещал один из дикторов в постоянно бубнящем на кухне радио: если вам хочется есть, то в большинстве случаев вы ошибаетесь, и вам всего лишь надо попить. На себе я эту теорию не проверял, а на госте могу запросто.

Пора спросить мнение эксперта. Несмотря на ухудшившееся зрение, тетя Женя знает всё и обо всех. А уж про домашнюю живность — и подавно. И еще не поздно.

— Привет, — сказал я в трубку после привычного «Алё».

— Здоровались сегодня. Чего хотел?

— Слушай, тетя Женя, рыжий кот, простой, не старый, с надорванным левым ухом, он чей?

— В нашем доме таких нет. И не видела.

— Забрел в квартиру, как сквозь стену прошел. Всё заперто, откуда он мог взяться, ума не приложу.

— Было бы что прилагать, — проворчала тетя Женя. — На кровать не пускай, еду спрячь. Давай, до завтра.

***

Кот оказался на редкость пристойным гостем.

На кровать не лез, ночью не устраивал концертов, не носился тыгыдыком по квартире, не орал душераздирающе под дверью, требуя еды или выхода.

Утром скромно поел суп с куриной кожей — я её всё равно выбрасываю, а тут пригодилась. Подождал, пока я позавтракаю, помою посуду, и только потом боднул меня в ногу, показывая направление к входной двери: давай, выпускай.

Молча.

Золото, а не животное. Я бы его даже оставил — уговорил бы тетю Женю. Видно же: умный, воспитанный, терпеливый. Некоторые племена в Африке верят, что обезьяны умеют говорить, но молчат, чтобы их не заставили работать. Вот и этот рыжий явно мог бы заговорить, но не считает нужным.

Подумал — и забыл.

Занялся рутиной: сбор в больницу, утренние хлопоты. Надо бы наконец научить тетю Женю пользоваться плеером на телефоне, пусть слушает свои книги. Потому что меня этот Эркюль Пуаро уже достал. Я люблю детективы, но не в таких количествах.

Настроение у тети было так себе.

Еще вчера на перевязке выяснилось, что рана заживает хуже, чем хотелось бы, а потому планы на раннюю выписку окончательно перешли в разряд фантастики. А сегодня выписали её соседку по палате, которая поступила позже. И плевать, что операцию ей делали совсем другую — без разрезов, только проколы.

— Я тут лежу, лежу, а она уже ушла! Неделю всего полежала!

— А что, если бы тебе тоже сделали лапароскопию?

— Так мне резали!

— Ну да...

Спит она тоже плохо — кровать, видите ли, плохая. Одно только хорошо — сегодня тете Жене не до Агаты Кристи.

Послушал я всё это, да и пошёл к лечащему врачу.

Надо бы это дело прекращать, потому что иначе мне придётся слушать дальше. И просто так пройдет вряд ли, я со своей тетей давно знаком.

Ирина Михайловна сидела в ординаторской одна, и по старинной врачебной традиции что-то быстро печатала. Раньше от руки писали, теперь вот клавиатуре покоя не дают.

— Здравствуйте, я по поводу Василенко.

— Евгении Андреевны? Присаживайтесь, пожалуйста.

— Нельзя ли добавить ей что-нибудь для... как бы это сказать... легкой седации? Настроение никакое, жалуется, спит плохо. Я понимаю — возраст, но...

— Я посмотрю, что можно сделать, — Ирина Михайловна что-то чиркнула ручкой на перекидном календаре. — У вас всё?

Я уже собрался уходить, но не удержался:

— Извините, а Алла Викторовна... кем вам приходится? Просто внешне...

Доктор даже не удивилась.

— Очень похожи?

— Да.

— Моя бабушка.

— Вы с ней знакомы?

Вот оно, очарование молодости, когда все, кто на десять лет старше, кажутся одного возраста.

— Нет. Просто помню. Видел в детстве.

— С ней всё в порядке?

— Да, она сейчас у папы живёт.

Вот и вся информация. А что я у пожилой женщины выяснял бы? Может, она и не узнает уже никого. Спросить я могу и у более молодой версии, если будет желание. Осталось помириться.

Странное, конечно, дело, я сам себе удивляюсь. Прожил столько лет, а вот историей семьи только сейчас заинтересовался. И зачем? Участников тех событий уже и в живых не осталось почти.

***

Кот вернулся вечером. И снова — как? Ни хлопка двери, ни скрипа замка. Только еле слышный звук — будто по полу прошёл сквозняк. Скрипнула половица — и вот он, наглый рыжий гость, устроившийся в кресле, словно жил здесь всегда.

Молчит, не просит еды, не выпрашивает ласки. Но я-то уже знаю: стоит разогреть супчик — и он тут как