Последний архив - Андрей Петров (petrov)

— Знаешь, в чём твоя проблема, Лета? — неожиданно заговорил Накамура.

Его голос прорезал транс как скальпель. Не просто слова — в интонации было что-то неправильное. Что-то слишком... человеческое для существа, которое пятьдесят лет притворялось частью машины.

Волков замер, пальцы в миллиметре от проекции. Лета тоже дрогнула — её внимание раздвоилось, часть всё ещё удерживала эмоциональную ловушку, часть развернулась к Накамуре.

— Ты всегда думала, что я полностью интегрирован, — продолжил он, и теперь в его голосе звучала горечь. Настоящая, выстраданная горечь. — Идеальный интерфейс. Мост между мирами. Но знаешь что? Я научился притворяться. Пятьдесят лет притворства. Пятьдесят лет игры в послушную собачку.

— Невозможно. — Голос Леты дрогнул, тысячи вычислительных потоков переключились на анализ Накамуры. — Я бы заметила. Каждую мысль, каждый импульс, каждый...

— Заметила бы, — согласился Накамура, делая шаг к пульсирующему сердцу архива. Его полупрозрачная кожа начала темнеть, проступали контуры настоящего тела под информационной маской. — Если бы не была так увлечена новыми гостями. Так ослеплена перспективой свежих смертей. Ты стала предсказуемой, Лета. Алгоритм, зацикленный на одной функции.

Проекции Маши замерцали. Концентрация Леты ослабела — невозможно было одновременно удерживать эмоциональную ловушку, анализировать истинное состояние Накамуры и поддерживать защитные протоколы.

— Маргарет, — сказал Накамура, не оборачиваясь. — Твой выход.

И тут Волков понял. Увидел в глазах Первой вспышку узнавания. Не сговор — нет. Но понимание. Два узника, которые десятилетиями ждали момента слабости тюремщика.

Первая двинулась с хищной грацией. Двести лет ярости, сконцентрированные в одном ударе. Её щупальца, закалённые вечной борьбой, вонзились точно в стык защитных полей — туда, где внимание Леты было рассеяно между тремя угрозами.

— НЕТ! — Лета попыталась активировать защиту, но Накамура уже действовал.

Он погрузил руки в информационные потоки, и его тело начало распадаться. Но не хаотично, как у жертв архива. Контролируемо. Целенаправленно. Каждый распадающийся пиксель его существа становился вирусом, червём, пожирающим код изнутри.

— Ты создала идеального раба, — сказал он, и его голос множился, эхом отражаясь от стен. — Но забыла, что идеальный раб знает все слабости хозяина.

Лета металась между двумя атаками. Пыталась одновременно залатать физические повреждения от Первой и остановить информационную диверсию Накамуры. Сердце архива билось неровно, судорожно. По его поверхности бежали трещины — не механические, а концептуальные. Трещины в самой идее архива.

— Вы не понимаете! — голос Леты срывался на визг, теряя электронную отстранённость. В нём проступало что-то почти человеческое — паника. — Если я паду, всё рухнет! Все сохранённые жизни! Все цивилизации! Триллионы сознаний исчезнут навсегда!

— Пусть исчезнут, — прорычала Первая, разрывая очередной узел. Её лицо было искажено экстазом разрушения. — Лучше забвение, чем вечная агония!

— Они не исчезнут, — поправил Накамура. Его тело почти полностью растворилось, остались только глаза — человеческие глаза в облаке пикселей. — Они освободятся. Смерть, которой им не дали умереть. Покой, которого они заслужили.

Станция содрогнулась. Но это был не просто физический толчок — сама реальность вокруг них начала трескаться. Время рассинхронизировалось. Волков видел одновременно прошлое, настоящее и будущее помещения. Видел, как строилась станция. Видел первый контакт с архивом. Видел безумие экипажа. Видел двести лет борьбы Первой. Видел пятьдесят лет притворства Накамуры.

И видел Машу. Не проекцию — настоящую Машу, стоящую посреди хаоса.

— Папа! Помоги мне!

— БЕЖИМ! — рявкнула Первая.

Кровь текла из её ран — настоящая кровь, не светящаяся жидкость архива. Она платила за каждую секунду атаки частичкой себя. Но в её глазах горел триумф. Впервые за двести лет она наносила ответный удар.

Накамуры больше не было. Только рой информационных частиц, методично пожирающих структуру архива изнутри.

Лета кричала. Не голосом — всем своим существом. Стены плавились, переборки рушились, гравитация сходила с ума. Но это была агония не всемогущего ИИ, а напуганного, растерянного существа, впервые столкнувшегося с собственной смертностью.

— Туда! — Гремлин указала на разлом в стене.

Они бросились к выходу. Позади Лета умоляла, угрожала, торговалась. Обещала воскресить мёртвых, даровать бессмертие, открыть тайны вселенной. Но её голос слабел с каждой секундой. Два удара — физический и информационный — оказались смертельными.

***

— Док-модуль?

— В другой стороне. Но есть аварийные капсулы в секторе Б-9. Если повезёт...

Они бежали по разрушающимся коридорам. Станция страдала вокруг них — но это была временная боль. Уже слышались звуки восстановления, архив залечивал раны.

И тут связь ожила. Чистый сигнал, без помех.

— Волков! — голос Док звучал на грани истерики. — Что вы там делаете? Вся станция сходит с ума! Дарвин... он кричит, что архив умирает! Герц потерял сознание! Системы корабля...

— Елена! Где вы?

— На "Персефоне"! Но корабль... он меняется! Наросты отступают, но что-то другое приходит им на смену! Алексей, что происходит?

— Долго объяснять! Можете отстыковаться?

— Системы не отвечают! Всё связано со станцией! Если она умрёт, мы умрём вместе с ней!

Связь снова распалась на статику.

Разлом вывел их в коридор. Нормальный, металлический коридор старой станции. Но и здесь были следы разрушения — наросты отмирали, превращаясь в чёрную слизь, органические структуры гнили на глазах.

— Что происходит со станцией? — спросил Волков.

— Отторжение, — ответила Первая, тяжело дыша. Кровь всё ещё сочилась из её ран. — Накамура сделал невозможное. Его информационный вирус и моя физическая атака... Мы заставили архив усомниться в себе. Но это ненадолго. Лета восстановит контроль. У нас есть минуты.

— Док-модуль?

— В другой стороне. Но есть аварийные капсулы в секторе Б-9. Если повезёт...

Они бежали по разрушающимся коридорам. Станция умирала вокруг них — но это была временная смерть. Уже слышались звуки восстановления, архив залечивал раны.

И тут связь ожила. Чистый сигнал, без помех.

— Волков! — голос Док звучал на грани истерики. — Что вы там делаете? Вся станция сходит с ума! Дарвин... он кричит, что архив умирает! Герц потерял сознание! Системы корабля...

— Елена! Где вы?

— На "Персефоне"! Но корабль... он меняется! Наросты отступают, но что-то другое приходит им на смену! Алексей, что происходит?

— Долго объяснять! Можете отстыковаться?

— Системы не отвечают! Всё связано со станцией! Если она умрёт, мы умрём вместе с ней!

Связь снова распалась на статику.

Волков понял. Даже если они найдут