Страж Ордена 2 - Никита Васильевич Семин

Будь я в своем времени, непременно решил бы, что здешнюю энергофауну кто-то регулярно чистит, как хороший садовник, который выпалывает сорняки. Да что там далеко ходить — я сам недавно еще занимался тем же самым в деревеньке в Пермской губернии! Но я-то знал, что делаю и зачем. А кто впрягся в ситуацию тут? Странно!

Источник фона привел меня к огромному, почерневшему от копоти пакгаузу. Отсюда, из-за толстых кирпичных стен, доносились глухие удары парового молота. Внутри, в сыром, пахнущем плесенью и ржавчиной полумраке, среди сваленных в кучи каких-то металлических болванок, и обнаружилась «Прореха». Слабая, почти незаметная — воздух над щербатым каменным полом лишь слегка дрожал, как над летней дорогой. Но она была живой. Я чувствовал, как она медленно, но неумолимо пульсирует в такт ударам молота, растет, набирает силу.

И здесь, в непосредственной близости от раны мира, жизнь была. Несколько десятков тусклых искорок-«светлячков» лениво плавали в воздухе. По полу, среди ржавого лома, ползали редкие, полупрозрачные «черви». Их было мало, но они были.

И я решил понаблюдать за происходящим. Найдя идеальное место для засады — в тени гигантского, вышедшего из строя пресса, на втором ярусе пакгауза, откуда просматривался весь подвал, я начал ждать.

Первая ночь прошла впустую. Никто не пришел. Лишь тихий омут прорехи продолжал свою работу. Я наблюдал, как количество мелких тварей медленно, но верно увеличивается. Они рождались из ничего, вытекали из дрожащего воздуха, привлеченные фоном. Мне пришлось приложить усилие, чтобы моя аура не распугивала их, и все выглядело естественно. К утру их было уже вдвое больше.

На пересменке, когда ночная вахта из соседнего цеха, пошатываясь от усталости, брела к выходу, трое рабочих, решив срезать путь, зашли в пакгауз. Их голоса, хриплые от угольной пыли и усталости, гулко разнеслись под сводами.

— … а он мне, ирод, говорит: «Ты, Еремеев, за простой плату получать не будешь!» — возмущался один, высокий и тощий, неопределенного возраста мужик. — Станок-то аглицкий встал, пар не держит, а я виноват! Треть жалованья срезал, змей подколодный!

— Да уж, — подхватил второй, кряжистый и бородатый. — Мастер наш, Захар Петрович, чисто зверь. У него не забалуешь. Вчерась Митьку-кривого за то, что на минуту к до ветру отошел, на три часа сверху оставил. Бесплатно.

— Порядки… — сплюнул третий, самый молодой. — На копейку наживы — на рубль убытку рабочему человеку. Хоть бы винца где сыскать, душу отвести…

Они громко переругивались, обсуждая несправедливость начальства, и в своем праведном гневе, конечно же, не заметили ничего странного: как из-под ржавой станины станка, привлеченные теплом их тел и эманациями их злости, выскользнули три полупрозрачные, похожие на пиявок тени. Один «червь» быстро, почти незаметно, присосался к грубому, заскорузлому сапогу тощего Еремеева. Второй скользнул по полу и начал свой медленный путь вверх по штанине бородатого. Третий же нашел свою жертву в молодом, еще не успевшем пропить здоровье парне.

Я не шелохнулся. Внутри на мгновение шевельнулось что-то похожее на жалость, но тут же было задавлено холодной, как сталь, прагматикой.

«Жаль парней, — подумал я, запоминая их лица. — Но живая приманка — лучшая приманка. Я вылечу их позже. Если выживут».

Когда они ушли, я осторожно вышел из пакгауза и смешался с толпой расходившихся по домам работяг-мастеровых. Вскоре те окружили уличных торговок, сидевших на корчагах с местным «фастфудом».

— Чем торгуешь? — спросил я показавшуюся поопрятнее тетку в толстых шерстяных носках и темно-сером полушубке.

— Осердие, щековина, яйца печеные… — гнусавой скороговоркой начала перечислять та.

— Давай яйца! — заявил я, решив, что этот вариант, скорее всего, самый безопасный.

Кое-как подкрепившись, я вернулся в пакгауз. Вторая ночь была иной. Грохот парового молота в соседнем цехе стих — видимо, была какая-то поломка — и на складе воцарилась почти полная тишина, нарушаемая лишь возней крыс да мерным гудением прорехи, которое теперь стало отчетливо слышно. Количество магического «планктона» снова выросло. Подвал буквально кишел мелкими тварями.

И тут я почувствовал чужую ауру!

Он появился бесшумно, как тень, скользнув в дверной проем. Человек в темной, неприметной одежде, с лицом, скрытым в тени старомодной широкополой шляпы. Я напрягся. «Садовник» вернулся на свою делянку.

Чувствовалось, что пришелец бывал здесь не в первый и не во второй раз. Уверенной, хозяйской походкой он прошел в центр подвала и начал зачистку.

Это не было похоже на мои методы: никаких ловушек, никаких кнутов. Он просто поднял руку, и с его пальцев срывались короткие, ослепительно-яркие импульсы света, похожие на иглы или тончайшие лазерные лучи. Каждый импульс, сопровождаемый тихим, сухим щелчком, находил свою цель. «Черви», «светлячки» — вся эта мелкая нечисть при контакте с его светом просто испарялась, вспыхивая и обращаясь в ничто. Он действовал быстро, методично, безжалостно, как хирург, выжигающий скальпелем заразу, и, кажется, совершенно не собирался «подпитываться» за счет их энергии. За минуту он полностью «стерилизовал» все видимое пространство.

Затем началось самое интересное. Он остановился в центре, у самой прорехи, и развел руки в стороны.

— Свет да узрит тьму, — произнес он глухим, бесцветным голосом.

Волна чистого, молочно-белого света хлынула от него во все стороны, прокатываясь по подвалу, проникая в каждую щель, в каждую тень. Слишком поздно я понял, что это был «сканер».

В тот миг, когда волна должна была коснуться меня, я выставил ментальный щит, пытаясь исказить свою ауру, притвориться кучей металлолома. Но его магия была тоньше: она «подсвечивала» все живое, вызывая в нем ответный резонанс.

Волна ударила, и я на мгновение ослеп, как от вспышки магния. Мое энергозрение, привыкшее к полумраку, захлебнулось этим потоком света. Но хуже было другое: я вдруг почувствовал, как моя собственная аура, моя Сила, отозвалась на его зов, слабо засветившись в ответ, как фосфор в темноте.

Я был обнаружен.

Незнакомец, не говоря ни слова, не тратя ни секунды на размышления, атаковал.

С его пальцев сорвался уже не тонкий луч, а плотный, тяжелый сгусток света, размером с кулак. Он летел беззвучно, но я чувствовал его сокрушительную мощь.

Потеряв зрение, я на долю секунды впал в панику. А затем инстинкты, отточенные в сотнях боев, взяли верх. Напрочь отключив ослепшие глаза, я включил другое зрение.

Раскрыв свою ауру, я принялся посылать во все стороны слабый, всепроникающий импульс, и тут же — ловить отраженный сигнал. В моем мозгу