Сталь и пепел - Дмитрий Ворон

Когда частокол лагеря показался сквозь деревья, я впервые за много часов позволил себе расслабить плечи. Но только физически. Мозг продолжал работать.

У ворот нас впустили без лишних слов. Виган сразу направился к штабным шатрам, взяв с собой Ворона. Он бросил мне на прощание: «Молодец. Отдохни. Никому ни слова».

Я кивнул и пошёл к бараку. Было ещё рано, основная масса солдат только завтракала. Войдя внутрь, я почувствовал на себе тяжёлый взгляд Горна. Он видел, что я вернулся с патруля, что я жив, невредим и, судя по всему, не в наказание. Это добавило ему желчи. Но он снова ничего не сказал.

Элви, увидев меня, робко улыбнулся. Я сел на своё место, снял сапоги, вытряхнул из них лесной мусор. Тело ныло от непривычного напряжения, но это была хорошая, здоровая боль.

Я закрыл глаза и мысленно прошёл весь маршрут снова, как делал после каждой операции. Составлял карту в голове: ручей, холм с валунами, поляна с конским помётом, путь обратный. Отмечал ориентиры, возможные пути подхода, укрытия.

Потом я подумал о том, что увидел. Враг был ближе и активнее, чем думало командование. Он не просто сидел в своей крепости. Он рыскал в лесах, ставил наблюдательные посты. И наша тактика «стены щитов» была против этого абсолютно беспомощна.

Но для меня это открывало возможности. Если враг действует малыми, мобильными группами, то и противодействовать ему нужно такими же группами. Группами, которые умеют ходить по лесу, маскироваться, наносить точечные удары. Группами вроде той, в которой я только что был. Только лучше подготовленными.

И я уже был в этой группе. Пока на птичьих правах. Но я вошёл. Я доказал свою полезность. Не силой кулаков, а силой наблюдения. «Глаза и уши», как сказал Виган.

Я открыл глаза и посмотрел на свои руки. Они всё ещё были худыми, но уже не такими беспомощными. Они могли держать щит. Они могли указывать на опасность. А скоро, я знал, они смогут держать и оружие. И наносить удары.

Первый выход за край был пройден. Я не просто выжил. Я начал понимать правила игры на этом новом, смертельном поле. И правила эти, как оказалось, были не так уж чужды мне.

Теперь нужно было учиться быстрее. Гораздо быстрее. Потому что следующая «прогулка по краю» могла закончиться не просто свежим помётом, а стрелой в горло. И я должен был быть готов.

Глава 13

Тьма за палаткой была не просто отсутствием света. Она была живой, густой, как чёрная смола, и резалась косыми ледяными полосами дождя. Ливень хлестал по пропитанному полотну нашей походной палатки с таким яростным постоянством, что скоро перестал быть звуком — стал давлением, физической силой, пытающейся вбить нас в сырую землю.

Мы вернулись с дневного патруля поздно, уже в сумерках, и нас сразу загнали на это — ночное дежурство на самом дальнем посту, у гниющей изгороди на северо-восточном фланге. «Награда» за бдительность, как мрачно пошутил Ворон. На самом деле — рутинная повинность, выпавшая на наше отделение. Горн, Кинт и Борк отнекивались, прикидываясь больными, поэтому пошли мы с Виганом, Вороном, Камнем и парой других, включая Элви, которого Виган, к моему удивлению, тоже взял — «пусть учится не спать».

Палатка была крошечной, на пятерых, но нас втиснулось семеро. Воздух стоял спёртый, пропитанный запахом мокрой шерсти, пота, гнили и страха. Элви дрожал мелкой дрожью, прижимаясь к Гендлю. Камень, прислонив алебарду к центральному столбу, уже храпел, раскрыв рот. Ворон сидел у входа, закутавшись в плащ, его профиль был виден лишь как более тёмное пятно на фоне мокрого полотна. Он не спал. Он слушал.

Виган, сняв шлем, сидел рядом со мной, методично вытирая тряпицей лезвие своего меча. Его лицо в свете тусклой масляной лампы-коптилки было усталым и сосредоточенным.

Я сидел, скрестив ноги, в самом дальнем углу, куда затекала вода и образовывала холодную грязную лужу. Мне было всё равно. Внешний дискомфорт тонул во внутреннем шторме. Не страха. Фрустрации.

Она клокотала во мне, как кислота. Всё, что я видел сегодня, весь этот примитивный, уязвимый бардак, обрушился на сознание лавиной.

Дырявый частокол. Часовые, спящие на постах или пьяные. Полное отсутствие системы патрулирования — мы шли почти наугад. Карты? Шутки. Тактика? Смех. Связь? Крик. Оружие? Ржавое железо, которое разлетится от первого же сильного удара. И эти люди, эти солдаты… они были не злыми. Они были безнадёжными. Дрессированными, запуганными животными, которых гнали на убой.

А я был среди них. Заперт в этом теле, с этой памятью о долге перед чужими людьми, в этом аду некомпетентности. Я был профессионалом, попавшим в театр абсурда, где режиссёр — идиот, а все актёры обречены на смерть в первом акте.

Руки мои дрожали. Мелкой, частой дрожью, которую нельзя было остановить силой воли. Не от холода. От сжатой, бессильной ярости. От осознания, что я, со всеми своими знаниями, навыками, дисциплиной, бессилен изменить хоть что-то в этом масштабе. Я мог придумать ловушку для крыс. Мог указать на конский помёт. Мог, в конце концов, нейтрализовать тупого Горна. Но я не мог исправить прогнившую систему. Не мог научить этих людей воевать за неделю. Не мог остановить войну.

Это чувство — профессиональное бессилие — было хуже любого страха. Оно разъедало изнутри.

Я закрыл глаза, пытаясь отгородиться от храпа, от шума дождя, от запаха немытого тела. Нужен был контроль. Хоть какая-то точка опоры. Я начал дышать. Не «коробочкой». Глубоко, животом, пытаясь вытеснить ярость воздухом. Вдох — через нос, медленно, чувствуя, как холодный, влажный воздух заполняет лёгкие. Выдох — через рот, длинно, стараясь выпустить вместе с воздухом эту чёрную, липкую фрустрацию.

Не помогало. Дрожь в руках не унималась. В голове вертелись картинки: бестолковый строй на плацу, равнодушное лицо Торвана, злобная тупость в глазах Горна, испуганные глаза Элви.

Контроль. Нужен контроль.

Я усилил концентрацию. Представил, что моё сознание — это комната. А хаотичные мысли, эмоции, ощущения — это кричащая, мечущаяся толпа в этой комнате. Я начал мысленно, с железным усилием, выталкивать их за дверь. Одно за другим. Страх за дверь. Ярость за дверь. Отчаяние за дверь. Голод, холод, усталость — за дверь.

Оставалась только пустота. Тёмная, беззвучная пустота. И в этой пустоте — только ритм дыхания. Вдох. Выдох.

И тогда это случилось.

Не тепло, как я ожидал когда-то. Не вспышка света. Это была вибрация.

Сначала едва уловимая,