Фантастика 2025-149 - Сергей Хардин

бы стирая усталость. Взял со стола идеально отполированный латунный пресс-папье — тяжёлый, холодный. Перекатывал его с ладони на ладонь, чувствуя его вес, его плотность. Это было что-то реальное, осязаемое, в отличие от призрачной угрозы, нависшей надо мной. Я сжал его в кулаке до побеления костяшек, наслаждаясь почти болезненным ощущением, что я ещё могу что-то контролировать.

В этот момент на краю стола вспыхнул экран моего смартфона. Не звонок, а лишь уведомление в специальном мессенджере. Сердце на мгновение замерло, а затем заработало с новой силой, тяжело и гулко отдаваясь в висках. Сообщение было от Накамуры Кайто.

Я отложил пресс-папье, и ладонь внезапно стала влажной. Палец дрогнул, когда я касался экрана, чтобы разблокировать его.

Сообщение было лаконичным, сухим и бесстрастным, в стиле Кайто.

— Наблюдение за целью К. прекращено. Объект более не активен. Исчез из своей квартиры трое суток назад. Вещи на месте, автомобиль в гараже. Вероятность устранения — 97,4%. Рекомендую повышенную бдительность — возможна ответная реакция со стороны связанных с ним лиц. Отчёт о затратах приложен. К.

Я прочитал сообщение. Затем перечитал ещё раз, медленно, вглядываясь в каждое слово.

«Устранение» — термин, за которым скрывалась простая и чудовищная реальность: Кэзуки больше не было. Его стёрли, Мураками Риота провёл чистку. Быстро, тихо, эффективно. Без эмоций и следов.

Я должен был чувствовать облегчение, триумф. Один из ключевых врагов повержен, причём чужими руками. Но вместо этого по моей спине медленно пополз ледяной мурашек. Не облегчение, а леденящая душу пустота. Это было не похоже на победу. Это было похоже на затишье в эпицентре бури, на ту звенящую тишину, что наступает после взрыва, когда ты ещё не понимаешь, цел ли ты, но уже знаешь, что мир вокруг изменился безвозвратно.

Лёгкость, с которой это было сделано, пугала больше всего. Один человек — пусть и дерзкий, жестокий, но живой, дышащий — просто перестал существовать по одному мановению руки. И я видел эти руки. Видел глаза, которые отдали этот приказ. И теперь я остался с ним наедине. Следующий ход был за мной. Или за ним?

Я подошёл обратно к окну. Город сверкал, жил своей жизнью, ничего не подозревая. А я стоял за стеклом, в своей безопасной башне, с холодом тяжёлого металла в руке и с ледяным комом в груди. Угроза в лице Кэзуки исчезла. Но её сменила куда более огромная, безликая и неумолимая тень. И я только что получил от неё первое, безмолвное и однозначное послание.

Вечер опустился на Осаку, окрасив небо в густые лилово-синие тона. Я вернулся в свою квартиру-аквариум в «Холмах гармонии», чувствуя себя выжатым как лимон. Напряжение последних дней не отпускало, превратившись в постоянную, ноющую боль у висков. Новость об устранении Кэзуки висела в сознании тяжёлым свинцовым шаром, от которого невозможно было увернуться.

Я пытался заставить себя поесть. Разогрел какой-то полуфабрикат, запах которого казался мне сейчас искусственным и тошнотворным. Поставил тарелку на барную стойку, но лишь бесцельно водил вилкой в холодеющей лапше, глядя в огромное тёмное окно, в котором отражалась одинокая фигура в слишком большом, слишком тихом пространстве.

Момо лежала у моих ног, положив свою тяжелую голову мне на тапок. Её спокойное, ровное дыхание и тёплое прикосновение были единственными островками реальности. Она время от времени вздыхала, словно разделяя мое непроизнесённое беспокойство.

Именно в этот момент резко и требовательно зазвонил домофон.

Звук был таким пронзительным и неожиданным в вечерней тишине, что я вздрогнул, и вилка с противным лязгом упала на тарелку. Сердце на мгновение замерло, а потом рванулось в бешеной пляске, отдаваясь глухими ударами в ушах. Они. Это слово пронеслось в голове само собой, холодное и обжигающее.

Момо мгновенно подняла голову. Но она не бросилась к двери, только медленно встала, а её низкое, глубокое ворчание было едва слышным, но полным первобытной угрозы. Шерсть на её загривке встала дыбом. Она чувствовала то же, что и я — нарушение границ, вторжение.

Я подошёл к панели домофона, но на нём не было видно лица посетителя.

— Кто это? — мой голос прозвучал неожиданно грубо.

— Это доктор Фурукава, — донёсся из динамика голос, знакомый, но какой-то сдавленный. — Извините за столь поздний визит, Канэко-сан. Мне нужно с Вами поговорить. Сейчас. Это… крайне важно.

Доктор Фурукава? Что могло заставить его явиться сюда, как назойливого коммивояжера, после того как наши пути, казалось, окончательно разошлись? После того как его долг был закрыт, а все связи с кланом оборваны? Любопытство и осторожность вели в моей голове молниеносный бой.

Я молча нажал кнопку разблокировки подъездной двери, слыша, как в трубке раздается щелчок. Затем выключил панель и остался ждать, прислушиваясь к звукам на лестнице. Момо встала рядом со мной в стойку, а тело её было напряжено, как пружина.

Раздались шаги на лестничной площадке, медленные и неуверенные. Я вздохнул и открыл дверь, прежде чем гость успел до неё дотронуться.

На пороге стоял он. Но это был не тот уставший, но сохраняющий достоинство человек, которого я помнил. Передо мной был его бледная, измождённая тень. Доктор Фурукава казался постаревшим на десять лет. Его обычно аккуратно зачёсанные волосы были всклокочены, на щеках щетина. Он был в помятой ветровке, которую, казалось, натянул на пижаму. Но больше всего пугали его глаза — широко раскрытые, с лихорадочным блеском, в котором читалась не тревога, а самый настоящий, животный ужас.

— Прошу, — произнёс я, отступая и впуская его в прихожую.

Он молча переступил порог, его движения были скованными, будто деревянными. Он не стал разуваться, лишь бегло, почти невидящим взглядом окинул прихожую, скользнув по современному интерьеру, пока его взгляд не упал на Момо. Она не сводила с него глаз, а её ворчание не прекращалось.

— Я слышал, — он выдохнул эти слова срывающимся шепотом, будто признаваясь в страшном грехе. — Что Кэзуки исчез.

Он не смотрел на меня, уставившись куда-то в пространство за моей спиной. Его пальцы нервно теребили край куртки.

Я просто кивнул, не в силах и не желая произносить это вслух снова. Я указал рукой в сторону гостиной.

— Пройдёмте. Присаживайтесь.

Он покачал головой, отказываясь от предложения сесть.

— В прошлый раз, когда мы виделись… — он начал, и его голос сорвался, заставив его сделать паузу и сглотнуть. — Я не мог рассказать вам всего. Не тогда. Слишком много глаз… Слишком много ушей. И… — он обернулся ко мне, и в его взгляде читалась