Янтарная гавань - Виолетта Орлова

В действительности же муравщики жили достаточно бедно; они являлись скорее рабочими-трудягами, а не работодателями, получавшими основную прибыль. В подземном квартале невозможно было сыскать продавцов и покупателей; здесь в поте лица создавались всевозможные изделия, но только в верхних камерах муравейника удавалось за гроши продать эти бесценные творения человеческих рук. К сожалению, очень часто настоящие шедевры, требующие тяжелого труда или несущие в себе глубокие идеи, не оцениваются по достоинству людьми, в то время как самые ничтожные и поверхностные мысли, облеченные в совершенно простую форму и имеющие своей целью удивление вялой публики, превозносятся до небес.

Между тем какая-нибудь безызвестная старушка из квартала муравщиков, по ночам вязавшая теплые носки из верблюжьей шерсти, достойна была получить куда больше внимания к себе, ибо она творила не для дешевого эпатажа, а действительно посвящала свои старания другим людям.

Итак, жены охотников-муравщиков работали. Они усердно трудились, вырезали, пряли, готовили, словом, вели вполне обычную жизнь. Мужчины в основном зарабатывали себе на пропитание охотой на муравьев. Эта профессия, не лишенная риска, передавалась по наследству от отца к сыну, поэтому в квартале каждый приходился другому родственником. Объединенные жизнью в огромных совмещенных камерах, муравщики являлись словно одной большой семьей, где каждый выполнял свою особую роль. Были здесь фуражиры, няньки, строители, а также (что, возможно, заинтересует любознательного путешественника, впервые попавшего в Тимпатру) доильщики, занимавшиеся сбором муравьиной кислоты и изготовлением из нее различных противогрибковых средств.

Отдельно стоит отметить профессию фуражиров. Откуда появилось такое странное название? Дело в том, что местные ученые и мудрецы называли подобным образом рабочих муравьев, которые доставляли добычу в семью. Со временем тимпатринцы решили позаимствовать это наиболее подходящее наименование для охотников, учитывая их род деятельности. Действительно, те уходили в пустыню для того, чтобы добыть пропитание для своих семей, так почему бы им не стать фуражирами?

Обитатели квартала спали прямо на полу, для теплоты по шею закапываясь в сахар. Поэтому человеку незнающему нужно было продвигаться по камерам очень осторожно, чтобы не наступить на голову или на живот какому-нибудь безмятежно похрапывающему муравщику. Мебели здесь почти не имелось, ибо сахар сам по себе мог принять любую, удобную для человека форму. Сегодня он мог служить своим господам креслом, в иной раз – постелью или даже столом.

Впрочем, тут было нечто, похожее на торговые лавки – невысокие кибитки, раскрашенные, будто перед маскарадом. Под расписными навесами красных, желтых, голубых цветов трудолюбивые женщины мастерили, готовили еду, коптили муравьиное мясо, либо же делали из него таджин. Здесь витал особый, ни с чем несравнимый аромат, который появлялся по нескольким причинам: во-первых, из-за постоянного приготовления пищи с обильным добавлением специй. Во-вторых, сами фуражиры натирались специальной жидкостью, которую выделяли муравьи, живущие в пустыне. Это нужно было для того, чтобы сбить насекомых с толку во время охоты, запутать их. Дело в том, что муравьи при помощи обоняния и запахов отличали членов своей колонии от чужаков. Незадачливые насекомые, не распознав обман, полагали, что люди тоже являются их собратьями, и это была своего рода роковая ошибка, за которую им приходилось платить собственной жизнью. Словом, квартал муравщиков пах или даже вонял так, что непривычному человеку находиться тут было практически невозможно.

Когда ребята впервые попали в местную пещеру сокровищ, то были ослеплены блеском камней-самоцветов, которые, подобно ненужным безделушкам, были разбросаны на песке. Изделия еще не были окончательно готовы на продажу, поэтому не представляли никакой ценности. В нижних камерах было довольно тихо; только из кибиток раздавались приглушенные женские голоса. Запекали таджин.

– Сколько тут песка! – с неудовольствием воскликнул Тин, по щиколотку проваливаясь в тростниковом сахаре. Почти прямо под ним неожиданно возникла чья-то совершенно заросшая голова, обладатель которой, вероятно, безмятежно спал, широко раскрыв рот. Когда Тин в страхе отступил, то нечаянно сыпанул песка прямо в рот незнакомцу, отчего тот вздрогнул и недовольно распахнул глаза. Только теперь юноша увидел длинную бороду, которая одеялом расстилалась от головы мужчины по направлению к носку походного сапога Тина. Следует упомянуть, что ни один муравщик не носил маски в своем квартале.

– Прошу прощения, – неловко пробормотал Тин, испуганно взглянув на проснувшегося мужчину.

– А ты кто такой? – нелюбезно гаркнула голова, чуть приподнявшись. Спасительная преграда из песка рассыпалась, обнажая мускулистую шею и внушительную грудь армута. Казалось, началось землетрясение.

– Я… – пролепетал Тин, едва живой от страха. – Я…

Юноша хотел было сказать, что ищет фуражира Тахира Кремлека, но вместо этого неуклюже выпалил:

– Ищу Кремира Фуражека Тахлека.

– Что за белиберда? Какого еще Кремира Фуражека, чтоб ему задохнуться в песке? – раздался громоподобный глас из недр земли, а затем вновь посыпался коричневый сахар, и перед Тином во весь рост вытянулся огромный армут с такой длинной бородой, что, пожелай он обернуться в нее как в шарф, та бы в несколько оборотов скрутилась вокруг его грузного туловища.

– Мой друг имел в виду «фуражира», а вовсе не «фураж», так как это, как вы, наверное, знаете, корм для скота, – встрял в разговор вежливый Даниел, с чрезвычайно умным видом выглядывая из своего черно-траурного халата. – А скота здесь нет, как мне кажется. Хотя может, и есть, конечно, но я, по крайней мере, не вижу, чтобы кто-нибудь попадал под это определение… – тщедушный юноша продолжил бы свои пространные объяснения, если бы грозный армут совсем не пришел в ярость.

– Песчаный червь, ты разбудил меня, да еще и назвал скотом? Да я тебя сейчас закопаю в том месте, откуда я только что вылез!

– Извините, что мы вас разбудили, – поспешно вмешалась Лика. – Мы не хотели нарушать ваш покой. Нам нужно только узнать, не живет ли здесь некий Тахир Кремлек?

Воинственный армут с недовольной миной покосился на красавицу, и сердце его как по волшебству смягчилось и размякло, подобно восковой свече.

– Милая девушка, я бы с удовольствием помог вам, но знаю лишь то, что его семья проживает в пятой камере от матки. Там вам и следует спрашивать.

– Спасибо, добрый человек! – Лика поклонилась до земли на армутский манер и поманила за собой друзей. Тин с Даниелом уныло переглянулись.

– Как это у нее получилось так быстро выяснить всю необходимую информацию? – пробурчал Тин.

– Не знаю, как тебя, но меня больше интересует фраза «в пятой камере от матки». Звучит, прямо скажем, любопытно, – фыркнул Даниел.

– Приятель, ты не знаешь, кто такая муравьиная матка? – язвительным голосом проговорил Инк. – А ты в курсе, что она может жить