Излом - Алексей Витальевич Осадчук

Когда это произошло, мы уже находились в одном квартале от особняка барона де Леви. Я и еще два десятка первородных. Передвигаться по улочкам ночного города с нашей маскировкой было легко. Тем более, что в такой мороз и в такую пору горожане предпочитали спать в своих теплых постелях.

Я почувствовал ЭТО в одно мгновение. Словно резкий и точный удар под дых. Я даже сбился с шага и чуть было не рухнул лицом в сугроб. А потом в мое сердце словно вонзилось несколько острых шипов. Грудь сдавило изнутри. Через миг давление и резь исчезли, но это не принесло мне облегчения. Наоборот… Далее произошло то, что я никогда ранее не ощущал. Это была боль, но не физическая. Как будто из меня вырвали нити, сотканные частью моей души. На глаза сами собой навернулись слёзы.

Под взволнованными взглядами моих сопровождающих я остановился и присел на корточки, чтобы восстановить дыхание. Я видел лица Итты и Селины. Их рты открывались и закрывались. Видимо, они пытались мне что-то сказать, но я их не слышал. В уши будто две пробки всунули.

Зачерпнув полные пригоршни сухого снега, я безжалостно и с остервенением растер им свое разгоряченное лицо. А затем еще раз и еще…

Фух… Вроде отпустило. Колючий холод принес облегчение. Мысли снова обрели стройную форму. Только вот легче на душе от этого не стало.

Я сразу понял, что ЭТО было. И ошибки быть не могло. Трое первородных, следивших за особняком барона де Леви, буквально минуту назад умерли практически одновременно. Это их смерть я так болезненно ощутил.

Молодой матаго. Эфирель. И еще одна из льюнари — та, что должна была усыпить всех слуг в особняке. Все трое пару месяцев назад прошли обряд преображения и получили часть древней силы. Моей силы. И только после их гибели я по-настоящему понял, насколько глубока была наша связь.

Когда ко мне вернулась возможность соображать и нормально двигаться, я хриплым голосом произнес:

— В доме враг. Наши, увы, мертвы…

С разных сторон донеслись изумленные и гневные возгласы. Когда несколько молодых первородных было дернулись вперед, я резко их осадил:

— Замерли все! Мертвым уже не поможем. Если полезете без подготовки, умрете, как и они.

Обведя тяжелым взглядом лица, стоявших полукругом напротив первородных, я начал говорить:

— Я почувствовал их смерти практически одновременно. Значит, врагов несколько, и они хорошо скоординированы. А еще всё указывает на то, что скрытность вашей магии для них — не помеха. Поэтому ни одного шага без моей команды.

Знали бы они, сколько труда мне стоило сдерживать свой гнев. Как ни странно, именно человеческая часть меня требовала немедля обрушить всю свою ярость на убийц первородных, но именно лисья суть, неоднократно спасавшая меня на протяжении многих лет, нашептывала быть осторожным. Не бросаться бездумно в бой. Разнюхать, разведать, присмотреться… А уже потом действовать.

Взглянув на хмурую ниссе и напряженную Селину, я холодно произнес:

— Вы обе — за мной. Остальным ждать.

* * *

— Ты прав, — прошептала Селина, кивнув на особняк барона де Леви. — Это магия Барьера. Я тоже ее чувствую. Остаточная, искаженная. Но сомнений быть не может: здесь были темники.

Эти мерзкие эманации я ни с чем не спутаю.

Темные твари хозяйничали прямо у нас под носом, и это бесило больше всего. Благо, еще вовремя призвал призрачных стражей в торговом квартале, там темники особо не погуляют. Но, увы, погибших это не вернет.

Сцепив челюсти, я повел слегка затекшей шеей. Откат после смерти первородных серьезно ударил по мне. И что хуже всего — на несколько минут практически вывел из строя. А что если такое произойдет в бою? Когда каждое мгновение решает исход схватки.

Нет… С этим надо что-то делать. Единственное оправдание — со мной это произошло впервые. Но к следующему разу я должен быть готов. Ведь это только первые потери, а их, увы, будет больше.

Наблюдательным пунктом мы выбрали чердак дома, соседствующего с обиталищем барона де Леви.

Жан-Луи явно любил свой особняк. Небольшой, аккуратный он находился в одном из верхних кварталов старой столицы. Несмотря на обильный снегопад последних двух дней, пространство вокруг особняка содержалось в образцовом порядке.

Все окна в доме были темными, только на втором этаже горел тусклый свет, пробивавшийся сквозь щели между портьерами. Благодаря сведениям моих разведчиков, я уже знал, что там находится библиотека барона. Именно там в свободные от приемов и балов дни любила засиживаться допоздна Хельга.

— Похоже, темные добрались до северянки раньше нас, — сквозь зубы прошипела ниссе. — Девчонка уже либо мертва, либо они утащили ее с собой.

— Вот сейчас и проверим, — произнес я, плавно выбираясь из укрытия. Напоследок я тихо бросил: — Что бы там не происходило, не высовывайтесь. Я знаю, как с ними сражаться, а вы перед ними беззащитны. Будете только путаться под ногами. И еще…

Я придавил обеих взглядом.

— Никакого геройства. Почувствуете, что вас обнаружили, бегите в квартал или Лисью нору под защиту стражей. Всё понятно?

Первородные молча синхронно кивнули. Правда, Селина посмотрела на меня так, словно хотела что-то возразить, но под моим взглядом не решилась. А Итта, положив свою ладонь на хрупкое плечико льюнари, уверенно произнесла:

— Всё сделаем.

Ниссе давала мне понять, что присмотрит за Селиной. Я прекрасно знал, что сейчас происходило в душе льюнари. С ней наша связь была самой крепкой. Там, в темном доме где-то на каменном полу лежит ее мертвая сестра…

Мороз этой ночью был крепкий — такой, при котором каждый шаг по снегу сопровождается сухим, резким хрустом. Но я, активировав невидимость, передвигался бесшумно. Моя аура поглощала все звуки.

Приблизившись к дому барона де Леви, я, просканировав пространство, мгновенно ощутил остаточные эманации темной маны. Это были места, где пали мои первородные.

Одно тело находилось на крыше. Скорее всего, это эфирэль. Вероятно, в момент нападения она дежурила в тени дымоходов, готовая в любой момент рвануть к нам с новым сообщением. В энергетическом поле от энергосистемы бедняжки остался лишь еле уловимый вихрь темной маны, смазанный, как след от угля на стене.

У черного входа я обнаружил мертвое тельце рыжего кота. Это молодой матаго. Он был истощен до предела, словно голодал несколько месяцев. Ребра торчали под кожей острыми дугами, шерсть потускнела и поблекла, утратив прежний огонь — будто кто-то