Фантастика 2025-161 - Мила Бачурова

— Зачем? Мы ведь их не трогали?

— До сегодняшней ночи нет.

— Так сегодня они сами полезли!

— Вот и я не пойму, — кивнул Кирилл. — Одно дело, от ограды шугануть — ну мало ли, у кого какие тараканы, может просто чужаков не любят. А человека зарезать или засаду устроить, с явной целью перебить, это уже совсем другое. Нас ведь сегодня не напугать, нас реально угробить пытались. А уж с собой покончить, чтобы в плен не сдаваться — это вообще ни в какие ворота! Я о таком и не слышал. — Кирилл помолчал. — А что этот берсерк говорил, вы вообще не запомнили?

Олеся качнула головой:

— Там не слыхать было.

Джек, подумав, добавил:

— Не слыхать, да... А по виду — похоже было на то, как Ольга Павловна с Талицы бормочет, когда крестится.

Кирилл присвистнул. Обреченно протянул:

— У-у-у... Ну, значит, я все-таки прав.

Джек молча пихнул его локтем в бок. Это означало «не выделывайся».

— Сейчас, — поморщился Кирилл. — Подожди, дай мозги собрать... У меня самого пока не все устаканилось. — Он потер виски.

— Жека, камень, — вспомнила Олеся. — Покажи бункерному.

— Блин, точно. — Джек принялся шарить в карманах. — Ушибленный перед тем, как выстрелить, камнем в меня швырнул. Я еще думаю, на хрена швыряться, когда ствол в руке? Потом магазин проверил — а у него, оказывается, один патрон оставался. Нам пожалел, для себя сберег. И камень-то не простой. Смотри.

Джек протянул камень Кириллу. Плоский серый голыш с нацарапанным на нем кругом. Окружность обведена волной, рисунок перечеркнут. Если этот символ что-то и означал, Кириллу он до сих пор не встречался.

— Ну? — требовательно спросила Олеся.

Кирилл пожал плечами:

— Все, что могу сказать — это, несомненно, что-то значит... Итак. — Он снова потер виски, сосредотачиваясь. — Что мы имеем? Мы имеем свежепровозглашенную религию, не больше не меньше. Поскольку поведение местных дико для нас, но вполне нормально для религиозных фанатиков — так когда-то называли людей, объединенных слепой общей верой. Настолько неколебимой, что сама мысль о том, чтобы подумать, будто в чем-то можно усомниться — уже греховна. И носитель этой мысли не имеет права на существование. Человечество воевало за веру со времен крестовых походов — сколько людей до того как все случилось погибло в религиозных войнах. А в нашем случае символом веры является так называемая Мать Доброты. Чей вывихнутый мозг выбрал в этом качестве портрет танцовщицы кабаре, понятия не имею, но это и не важно. Если вера крепка, поклоняться можно хоть фонарному столбу. А религиозное учение в нашем случае заточено на то, чтобы сделать человека лучше. Рычаг воздействия — появление детей. Того, что в этом мире востребовано больше всего — логично, в общем-то. За возможность обзавестись ребенком ты хоть в черта лысого поверишь! И тот, кто затеял шоу, не мог не понимать, что люди будут готовы верить чему угодно и согласятся на любые условия. А условия в нашем случае таковы: дети рождаются редко, такие случаи единичны. Возможно, поэтому дети не остаются с родителями, а передаются «достойным». То есть, право растить ребенка — по логике того, кто придумал эту систему — надо заслужить. — Кирилл помолчал. — Если рассматривать рациональную сторону вопроса — здравый и справедливый подход. А по-человечески — лично я не представляю родителей, которые добровольно согласятся расстаться с родным дитем.

— Так, может, им просто деваться некуда? — предположил Эрик. — Родителям, то есть? Может, порошок, который тут в ходу — не как у нас, на всех подряд действует, а только на некоторых?

— Тех, кто может рожать — мало, — подхватил Джек, — тех, кто не может — в разы больше. Вот и держат тех, кто может, в загоне, как скотину.

— Ерунду не пори, — поморщилась Олеся, — не бывает такого, чтобы с людьми, как со скотиной.

— Да? — огрызнулся Джек. — А светящиеся круги вокруг нарисованной бабы — бывают? А в башку себе шмальнуть вместо того, чтобы перетереть по-людски — это как? Я вот, ей-богу, уже ничему не удивлюсь.

Кирилл покачал головой:

— Вряд ли как скотину. Я бы предположил, что как раз наоборот — на женщин, способных родить, разве что не молятся. А может, и правда молятся, у этих не заржавеет. Есть Мать Доброты — а есть, к примеру, какие-нибудь ее Дочери. Или сестры, подруги — неважно. Думаю, что среди них промывка мозгов идет на более высоком уровне, чем среди остального населения. И при таком раскладе, вполне возможно, женщины добровольно расстаются с детьми.

— А ведь в натуре может быть, — протянул Джек. — Пряники-то иной раз получше кнута работают. Себя вспомни, каким из Бункера вышел.

Кирилл хмуро кивнул:

— О чем и речь. Причем, что характерно, мне тогда тоже желали исключительно добра... Ладно, это дело прошлое. Сейчас основная задача в том, чтобы выйти на контакт с местными. В идеале, на создателя Матери Доброты. Я все-таки надеюсь, что происходящее — недоразумение, а не злой умысел, цели-то у человека вполне благородные! И если объяснить ему, что мы не будем мешать и пытаться внедрять здесь свои порядки, а просто пройдем мимо — возможно, получится договориться.

— Гладко, — подумав, кивнул Джек. — Одна фигня — где ты его искать собрался, того создателя?

— Я почему-то думаю, что, если встретим — опознаем. Поселок, где он живет, наверняка один из самых крупных. — Кирилл вытащил карту. — Очень надеюсь на Ростов, до того как все случилось это был большой город.

— На Ростов мы и раньше надеялись, — напомнил Джек, — лошадей хотели местным оставить, если моста нету.

Планируя поход и размышляя, отправляться в него верхом или пешком, отряд дружно проголосовал за «верхом» — это и быстрее, и барахло не на себе тащить. Понимали, что, когда доберутся до Дона, придется решать вопрос с переправой — если, конечно, местные жители не восстановили мост, на что надежды мало. И решили, что лошадей оставят в каком-нибудь из близлежащих поселков. Лошади у отряда хорошие, выносливые — кто ж откажется заполучить таких в хозяйство? Реальность внесла в планы свои коррективы. Оставалось надеяться лишь на то, что гнаться за