Ты вернешься! - Галина Валентиновна Чередий

веса. Не глядя на меня она сначала села на краю лежанки, уставившись в окно с необычайно ярким диском Луны, пытающейся подражать своим цветом роскошным гладким прядям, рассыпанным по плечам моей княжны. Я поднял руку, желая провести по спине Эрин, но она вздрогнула и резко поднялась.

— Ты куда? — вскинулся я следом.

— Неправильно. — пробормотала она, вспрыгнув на подоконник и глянув через плечо. — Я позволяю тебе то, чего не должно быть.

Трындец просто, какая же она красивая! Тонкая, изящная, но веет от нее той самой волшебной мощью, в лунном свете кажется отлитой из живого серебра статуэткой. Невозможная просто, глазам от каждой черточки, каждого изгиба больно, больно от того, что вот-вот она опять исчезнет и я не смогу ее даже взглядом касаться.

— Ерунда, между нами может быть все! Все что мы захотим и нам понравиться. А тебе было хорошо только что, я это почувствовал.

Подался к подоконнику и провел по ее ногами ладонями от ступней к бедрам, находя на их внутренней стороне скользкую влагу. Это моя сперма, моя! Мое семя на коже моей женщины и так теперь должно быть и будет.

— Ты не понимаешь. — Эрин посмотрела на меня сверху вниз и мне почудилось — сейчас оттолкнет, но нет. — Я — будущая прима, подчинение для меня это слабость и худший из пороков. Я должна была убить, как только посмел бы попытаться даже меня подмять под себя. А я этого не сделала. Я даже не захотела этого сделать. Я хотела, чтобы ты продолжал.

— И что? Я не знаю что такое прима, но видимо среди своих ты какая-то королевишна. Но здесь и сейчас ты моя. — поцеловал ее в лобок, не разрывая визуального контакта и кайфанул от того, как дрогнули ее ресницы. — А я с потрохами твой, вот прямо с того момента, как на пустыре впервые увидал. А раз так, то все правильно, все что между нами, как угодно, как хотим. Ты ли подчиняешься, я ли — да похрен глубочайше в моменте, главное — обоим пипец как в кайф. И не вздумай решить прекратить это!

— Не смей мне приказывать… Рус! — огрызнулась Эрин, наконец пихнув от себя в лоб и прыгнула в темноту, а я снова рванулся к подоконнику и перегнулся.

— Возвращайся! — велел, а не попросил в темноту, наверняка зля ее еще больше. — Возвращайся, Эрин! Я буду тут для тебя завтра и каждую ночь!

Глава 12

Наши дни

Очередной шлагбаум поднялся, едва несущие стражу сарги Дикого завидели мою машину. Все же охрана поселения у него организована беспрецедентно. Три предварительных периметра и сам поселок — по сути крепость, расположенная по всем правилам — со всех сторон окружен речными изгибами, и берег расчищен и выровнен так, что подойти, прикрываясь растительностью или ландшафтом невозможно даже самым опытным и удачливым лазутчикам, не говоря уже о пятиметровой стене с датчиками движения, камерами и активной электрозащитой, срабатывающей при попытке перелезть. Даже у Курта в лучшие годы так не было. Но эти проклятые дворняги могут себе такое позволить — в средствах не ограничены и численности бойцов хватает с лихвой. Дикий наобращал их в достатке, вот только кто бы мне сказал, как ему удается держать всех своих обращенных в узде, чтобы они под первое же полнолуние не вырезали и не перегрызли весь город. Ведь тот десяток километров, что отделяет их поселок от городских окраин — смешное расстояние для озверевшего чудовища, ведомого противоестественной жаждой крови.

Затормозила перед не спешащими распахнуться воротами и прикрыла глаза, застигнутая врасплох воспоминанием.

***

— Почему ты сказала, что у нас не может быть детей? — Рус попытался меня обнять и уронить себе на грудь, но я снова настойчиво прижала его наглые конечности к ложу у него над головой, веля лежать подо мной и хранить неподвижность, однако наглец успел мне мелко отомстить — поймал ртом сосок, прикусил и тут же огладил языком, посылая прямой жаркий импульс мышцам в низу моего живота и, уловив дрожь реакции, заворчал довольно.

— Потому что мы — разные виды в нынешнем исходном состоянии, между которыми невозможно скрещивание.

Я вернулась в убогое жилище Руса уже спустя неделю, в течении которой пыталась разобраться в собственных странных и почти противоестественных для меня, как примы, реакциях на поведение своего человеческого любовника. Объяснить самой себе, какого ломаного клыка мне доставляло удовольствие подчиняться дикой страстности Руса, не удалось. Мальчишка, щенок по меркам моего племени, он и не думал умерять свои собственнические замашки, позволял себе нагло сыпать приказами, за что любой хранимый Луной жестоко бы поплатился изначально. Отказывался часто подчиняться мне во время секса, наоборот подминая под себя, как если бы сам был мощнейшим примом, берущим по праву своей силы рядовую самку, которую возжелал. И при этом, то и дело изливал на меня потоки такого обожания, нежности и запредельного восхищения, что мое сердце трепетало под их напором, заставляя страстно желать возвращаться в его объятия почти каждую ночь весь последний месяц. А за те ночи, когда я не приходила, занятая делами стаи или нарочно сопротивляясь бесящему притяжению, настигала сладкая расплата. Рус набрасывался на меня едва появлялась и брал ожесточенно, на грани грубости, валяя по постели и терзая ласками, мощными вторжениями, будто он был тут высшим хищником, а я его добычей. Я же поражалась своей несуществовавшей прежде покорности и наслаждалась каждой секундой, становясь все более зависимой от необходимости получать это удовольствие. Что же, если обещанное Георгом пресыщение и разочарование придут, то по моим ощущениям еще очень нескоро.

— А попроще? — Рус взбрыкнул подо мной, напоминая насколько он уже твердый и готов к новому заходу, но мне хотелось потянуть момент предвкушения, потираясь о его ствол своей сердцевиной, но не впуская пока.

— Куда уж проще? Пока я — хранимая Луной, а ты — человек, никакое зачатие невозможно.

— Как это исправить?

— Зачем? — наклонилась и обласкала его сосок так же, как делал он с моими, и мой любовник вздрогнул и снова взбрыкнул, застонав.

— О-о-ох, че-е-ерт!… Просто я хочу это знать, княжна моя, — однако упорно вернулся он к нежеланной теме. Вся суть его натуры, кажется, это упрямство, с которым он прет к желанной цели.

— Да никак. Смысла нет. Я