Ты вернешься! - Галина Валентиновна Чередий

— Ага, а я, выходит, могу? Вот кстати, давно хотел спросить. Почему я не того… не обращаюсь? Мы же тут иногда такое творим, и царапины и укусы…

На меня будто ведро воды ледяной плеснули, убивая возбуждение, и я дернулась встать, но Рус сцапал меня за запястье, повалил рядом с собой, и я ему это позволила. Опять.

— Я не буду даже говорить на эту тему, — ответила, встретившись с ним взглядом.

Мне нравятся его глаза. Вроде бы серый — самый безжизненный нейтральный цвет, но у него не так. Ртуть, подвижная, изменчивая, темнеет-светлеет, плещется, живет, излучает на меня такую мощь вожделения, что я в нем буквально купаюсь, как в горячем источнике. Но сейчас этот прямой и нахально требующий ответов взгляд начинал злить.

— Да почему, Эрин?

— Потому что ты понятия не имеешь, о чем речь завел.

— Ну ясен пень, не имею, ты ведь мне ни черта рассказывать не хочешь, — фыркнув, он перетек на меня, вынуждая перевернуться на спину и раздвинуть ноги, позволяя достичь почти полного контакта. — Приходишь, пользуешь по-всякому, жестокая ты женщина, и бросаешь потом до следующего раза.

— Недоволен? Хочешь прекратить это мое жестокое использование? Могу уйти с кон…

— Эй! А ну стопэ! Никакого уйти у нас не будет, ясно? Никогда.

Что же, наверное, пора ему четко указать на огромные различия между нами, которые он, похоже, нисколько всерьез не воспринимает. Легко спихнув его с себя, я села и глянула на него сверху вниз, не стесняясь добавить к визуальному давлению и ментальное.

— Никогда — слишком громко сказано, Рус. К сожалению, ты проживешь намного меньше меня и, по моим меркам, очень скоро окажешься… эммм… мягко выражаясь непригодным для того, чем мы занимаемся.

— Ах ты, циничная моя красавица! — И снова мое давление, способное согнуть любого почти моего соплеменника в бараний рог, не возымело никакого действия. Рус, словно не замечая его, потянул меня к себе на грудь и по-хозяйски стиснул обе ягодицы, стоило только поддаться. — Непригодным, значит? Эрин, я с тобой занимаюсь любовью, а для нее нет неподходящего возраста или срока годности.

Что-то острое, пронзительное прозвучавшее в его голосе стерло мою злость, укололо тянущей болью в груди, и с губ сорвалось совсем не то. Сожаление, вместо вербальной отрезвляющей оплеухи.

— И все же, с временем не поспоришь, Рус.

— Почему нет? Детка, если я стану этим самым обращенным, то ведь смогу жить столько же, сколько и ты?

— Ты опять? Мать всех стай, я, и правда, пойду, а ты оставайся тут и выкинь эту дурь про обращение из головы!

— Ни черта! — его глаза полыхнули страстным упрямством, и Рус навалился на меня, хватая за запястья. — Рассказывай все как есть!

— Ты же понимаешь, что не сможешь удержать меня насильно?

— Ага, но буду отчаянно пытаться и, чтобы уйти, тебе меня поломать чуток придется. А поломанный я буду для секса не особенно пригоден.

— Спорное утверждение. Я же могу выбирать где сломать тебя и не затронуть самое ценное для меня.

— Эрин, детка, ну серьезно, разве тебе сложно мне нормально все рассказать и объяснить? Я не тупой, на лету схватываю.

— Вот же ты упертый! Для начала: чтобы запустить процесс трансформации укус должен быть произведен в истинной или же просто в звериной ипостаси. Да, действительно, обращенные живут так же долго, как и мы — хранимые Луной. Но эта жизнь ужасна, пойми! Обращенный становится оборотнем, тем самым чудовищем жутким из ваших легенд и книжек с фильмами. Мало того, что сам процесс обращения — адская боль, что может длиться днями. Так еще и после практически все люди уже не остаются собой. Без жесточайшего ментального контроля от хранимого Луной они на несколько первых лет становятся монстрами, которые желают жрать плоть и упиваться кровью каждое полнолуние, а также, способны заразить тех, кто выживет после их нападений, плодя проблемы как снежный ком. Позже, со временем, разум может возобладать над зверем, и оборотни будут способны жить среди людей без контроля извне. Но это единицы, шансы на такое мизерные.

— Фигня, я везучий, меня ты выбрала, значит, все срастется. Помучаюсь чуток, херня делов, но зато потом…

— Да ты рехнулся, Рус?!

— Нет. Я как раз в своем уме и четко теперь вижу перспективу. Ты меня обратишь, этой силой своей придержишь, пока я в ум приду, и все, потом все супер. Я не постарею раньше тебя, мы никогда не расстанемся, поженимся, или как там это у вас, нарожаем кучу детей и помрем в один день.

— Ты точно ненормальный! Во-первых, я никогда не буду той, кто обратит тебя и обречет на мучения, силы которых ты даже не представляешь…

— Да брось, детка. Жить и знать, что однажды ты кинешь меня доживать свой век без тебя, а сама позволишь коснутся себя кому-то другому — вот где мучение для меня. Меня бомбит адски, понимаешь? Я, нахрен, даже если сдохну, то не смогу упокоиться. Ты моя, Эрин, понимаешь? Я тебя не готов никому отдать, я всеми кишками и костями чую — жить без тебя не буду, не смогу. И если ради того, чтобы мы были вместе, нужно стать зверем, чудищем лесным, чертом, упырем, да срать кем — я стану, а ты мне в этом поможешь, — я больше слушать этот бред не могла, скинула его и вскочила на ноги. — Куда пошла?

— Рус, ты городишь чушь! Стань ты хоть кем — я не смогу быть с тобой навсегда и оставаться твоей. Я рождена в семье примов и соединю однажды свою жизнь только с тем, в ком так же течет кровь примов. И только от такого мужчины рожу потомков. Так заведено с незапамятной древности и останется неизменным, пока хранимые Луной существуют.

— То есть, я для тебя это так — чисто посношаться сладко вариант? Типа временная шлюшка с членом, которую ты реально пользуешь на между ног почесать, пока для тебя нужный королевич сраный не найдется?

— Прекрати все опошлять!

— Я вещи своими именами называю, княжна.

— Я, как и ты, рождена той, кем являюсь, и этого не изменить, Рус. Никто не может.

— Херня! Я и слышать такого не