Старые недобрые времена 2 - Василий Сергеевич Панфилов

Это ёрническое умозаключение попаданец предпочитает держать при себе, полагая, что если он и преувеличивает, то право слово, не слишком!

О том, как Польша и поляки спасали Европу, и продолжают её спасать, удерживая, в том числе своей благородной жертвенностью, Империю Тьмы, то бишь Империю Российскую, в её нынешних границах, он слышал не раз и не два. А спорить с человеком, которого всерьёз полагаешь психически не вполне нездоровым…

— А как ещё? — не понял его бургундец Эжен, на что попаданец, хмыкнув, отвечать не стал.

Присутствие отставного су-лейтенанта, осеняющего своим севастопольским ветеранством их иммигрантскую компанию в полицейском участке, по мнению попаданца говорит, что может, и ещё как… Впрочем, и спорить желания нет, так что пришлось принять слова француза за весьма условную аксиому.

Случай вполне рядовой, свидетелей произошедшего предостаточно, равно как и свидетелей, готовых подтвердить, что именно месье Давыдов стал инициатором конфликта, и он же вызвал Ковальски на дуэль. Раздувать этот случай у полиции нет никакого желания, тем более что дело имеет, если приглядеться, отчётливый политический окрас…

… и именно поэтому они и не хотят приглядываться!

На фоне мирных переговоров между Россией и Союзниками, разного рода политиканов, журналистов и лиц с той или иной степенью причастности в Париже столько, что самоназванная столица Европы едва ли не лопается от значимости.

Если даже один из сотни решит использовать эту злосчастную дуэль в своих интересах, полицейских — и непосредственно занимающихся делом, и департамент в целом, будут тыкать в расследование носами, как щенка в созданную им же лужицу. А результат, при всём при том, известен… только что нервы истреплют.

Так, по крайней мере, считает Эжен, да и остальные французы с ним в общем-то согласны.

— Будь спокоен, друг! — громогласно заявил Жером, хлопая его по плечу, — Это Франция! Здесь, чёрт подери, понятия чести ещё не умерли, и мы…

… здесь полагалось благодарно кивать, и, разумеется, попаданец кивал, вслушиваясь в покровительственные разговоры краем уха.

— Замнут! — убеждённо сказал носатый Жерар-Филипп, худой и сутулый парень с физиономией очеловеченного стервятника, но, несмотря на этот недостаток, редкий добряк. Товарищи, едва ли не хором, пророчат ему в будущем или принятие сана, или службу в колониях, похоже, искренне считая последнее не иначе как миссионерским подвигом.

— Нервы разве что могут попортить, — задумчиво сказал Якуб, — да и то…

— Выдавать России не станут, это уж можешь быть спокойным, — уверенно добавил он, небрежно стряхнув перхоть с плеча, — Здесь, во Франции это и так-то не принято, а уж сейчас…

Он покачал головой и убеждённо добавил:

— Нет, не выдадут. В тюрьму или на каторгу тоже не отправят.

— В худшем случае, — перебил его Жером, — откажут в виде на жительство, да и то…

Большинство же проблему Ежи посчитали совершенно несущественной, и только Камински с видом Сивиллы изрёк что-то пессимистическое. Дескать, московиты, пся кревь, с их дикарством…

… но слушать его никто не стал, даже… или вернее сказать, тем более попаданец!

— Вы, месье Ковальски, не умеете ценить французское гостеприимство, — смерила его взглядом мадам Шерин, встретив в холле, — и потому я прошу вас съехать! Скажите спасибо…

Старая карга многозначительно промолчала, и служанка, её верная наперсница, а скорее даже тень, поджала дряблые губы и осуждающе уставилась на Ежи.

— Сегодня же! — добила его мадам Шерин.

— Я… — начал было отвечать попаданец, но спохватился, ошарашенный самыми дурными предчувствиями, — Поговорим об этом чуть позже, мадам!

Обойдя мадам со служанкой, он спешно поднялся по лестнице, и, открыв дверь, кинулся к саквояжу. Выдернув его из-под кровати, он достал было ключик от хитрого замка, но спохватился, и, вскочив, быстро закрыл дверь, оставив в ней ключ.

— Если… — что будет, «если», он и сам не знает, но…

… саквояж он открывал трясущимися руками.

Вытряхнув на пол грязное бельё и всякий хлам, лежащий сверху специально для любопытных горничных, вывалил на него свёртки с драгоценностями, спешно перебирая их — все ли на месте⁉ Не подменили? На первый взгляда всё в порядке…

— Месье Ковальски! — в дверь яростно застучали, а старческий дребезжащий голос, наполненный гневом, требовал от него немедленно, тотчас…

— Да, мадам Шерин! — не сразу откликнулся он, — Подождите минуту!

Старая карга не угомонилась… впрочем, и ждать ей пришлось никак не минуту, а много больше! Но драгоценности на месте, и кажется, все…

Да и когда бы она успела подменить их на копии⁈ Нет, так-то всё может быть, ведь Париж — не только культурная, но и, пожалуй, криминальная столица Европы.

Но много проще внаглую обокрасть иммигранта, чем заниматься сложными, и, в общем, бессмысленными в его случае, махинациями. Да и мадам Шерин, при всём к ней неприятии, светочем ума явно не была и в молодости, а ныне и подавно.

Собрав все вещи, он наконец открыл дверь, грудью преградив путь в комнату владелице пансиона.

— Мадам… — перебивая её визгливое негодование, громко сказал Ежи, — Как вы видите, я собрал свои вещи! Надеюсь, я могу получить деньги назад? Я платил вам за неделю вперёд, но не успел даже переночевать, а вы уже требуете от меня съехать.

— Деньги⁈ — мадам весьма натурально схватилась за корсаж — там, где у нормальных людей сердце, а у неё только сморщенная кожа, рёбра, а под ними прогнившая пустота, — Вы, подозрительный иностранец, смеете говорить о деньгах⁈ Вы… да как вы смеете⁉

Она перешла на дребезжащий ультразвук, а подоспевшая служанка выступила бэк-вокалом, подвякивая что-то невнятное, но возмущённое, потрясая при этом плотно сжатыми морщинистыми кулачками, густо покрытыми старческими пигментными пятнами.

— Мадам Шерин, я… — начал было попаданец умиротворяющим тоном.

— Вон! — яростно завизжала дама, — Вон! Да как вы смеете! Меня, старую женщину! Француженку!

Ежи изрядно озадачился, решительно не понимая, чего же он смеет, но мадам, как оказалось, визжала не зря. На скандал уже поднялась пара любопытных постояльцев. Видеть они, стоя на узенькой лестнице ниже эпицентра скандала, решительно ничего не могли, но теперь, можно быть уверенным, готовы будут поклясться, что были свидетелями…

… чего бы то ни было, но точно нехорошего. Мадам Шерин, уважаемая старая дама, не зря ведь так возмущена, верно⁈