Мгновение ока - Йоав Блум

Он поставил на стол чашку с остатками какао, станцевал еще один победный танец, а потом уселся за компьютер, бормоча что-то себе под нос. Ввел набор новых координат в пространстве—времени. Он точно знал, в какой момент хочет вернуться. Именно для этого и создают машины времени, не так ли?

Запуск в Израиль, 14:20:00, 16 октября 1993 года

Последний запуск, вот что это такое, подумал он. Финальный аккорд. Он даже не стал включать свет. Просто запустил систему, проверил еще раз, что все подключено, и ввел координаты, которые уже помнил наизусть.

Последний запуск. Он не мог оставить портал в исправном состоянии, идея изначально была ошибочной. Портал не должен существовать, он приносит только боль и страдания, толкает к пропасти, к которой и близко нельзя подходить. Он запустит портал еще один, последний раз, а затем отключит компьютеры, обрубит электричество. Завтра, послезавтра, когда примирится с тем, что труд всей его жизни должен быть уничтожен, он разберет все, удалит данные с жестких дисков – возможно, даже все записи. Будто ничего этого никогда не существовало. То, чему он посвятил годы, должно исчезнуть.

Портал открылся в доме родителей Бени, в бомбоубежище. Он увидел молодого себя и молодого Эди – они снова болтали. Он только сейчас заметил, как темно в этом убежище, осознал всю претенциозность, всю юношескую глупость, которая сквозила в каждой произнесенной ими фразе. Ностальгия, которую он испытывал, иссякла, дала трещину, сквозь которую проглядывала зависть к этим наивным юнцам, не ведающим, как устроена жизнь, не понимающим механизмов, которые движут миром.

– Тайному обществу нужна еще какая-то тайна, помимо тайны его существования, – изрек Эди.

Бренд впился глазами в юношу, которым был Эди когда-то: растрепанные лохмы, рубцы от прыщей на лице, бутылка дешевого пива в руке. Теперь Бренд мог распознать зачатки всего, что знает об Эди сегодня. Костяшки пальцев белели от судорожного усилия, с которым Эди сжимал бутылку. Слетавшие с языка отрывистые, высокомерные суждения выдавали стремление доминировать в разговоре, вместо того чтобы вести его на равных. Бренд и ненавидел его, и жалел. Пожалуй, даже отчасти скучал по нему. Но теперь уже ничего не исправить, прошлое нельзя изменить.

Разговор по другую сторону портала был остановлен стуком в дверь, и все замолчали.

Бени поднялся с дивана, подошел к двери. Бренд следил за его движениями, пытаясь и в них уловить хоть какой-то намек на то, каким человеком станет Бени.

– Ты кого-то еще позвал? – насупился Эди.

– Я же не знал, что у нас тут тайное общество, – улыбнулся Бени, взялся за ручку массивной двери убежища и открыл ее.

Бренд надеялся, что сейчас что-то в нем смягчится. Что она войдет, и при виде нее он немного успокоится. Но когда юная, прекрасная, ослепляющая своей красотой Элиана вошла в комнату, он почувствовал, как ревность подкатывает к горлу. Вглядываясь в лица молодых Йони и Эди, он мечтал оказаться на их месте, снова увидеть ее такой, не знать того, что с ними со всеми произойдет. Будь проклят тот день, когда он создал машину времени!

– Элиана, – произнес Бени, – знакомься. Это Йони Бренд, а это Эди Рабинович. Ребята, это Элиана, она переехала с родителями в квартиру над нами, и я подумал, что будет здорово, если она присоединится к нам. Чтобы ей было с кем общаться. По крайней мере, пока она не найдет кого-то поинтереснее нас.

Бренд остановил взгляд на Бени, уловил тонкую улыбку, с которой тот представил ему любовь всей его жизни, и не смог подавить всплеска ненависти, бог знает чем вызванной.

Элиана со смущенным смешком заправила прядь волос за ухо.

– Привет, – тихо сказала она. – Так ты тот самый гений, а ты – пианист?

Она их перепутала. Какая ирония, отметил про себя Бренд.

– Наоборот, – поправил Йони, – это он пианист.

– Я и гений, – сказал Эди и отхлебнул пива, – и пианист.

Бени жестом пригласил Элиану присесть на диван рядом с Йони. И Бренд чуть было не подскочил со своего места, чтобы толкнуть ее, помешать ей сесть. Но увы, прошлого изменить нельзя – можно только вспоминать его с тоской или оплакивать. И он вздохнул, горько размышляя обо всех дорожках судьбы, ответвляющихся от этого момента, на которых был сделан ошибочный выбор – им самим и другими.

– Эди объяснял нам, как устроены тайные общества, – сообщил Бени.

Бренд решил, что с него хватит, и выключил портал. Сидя в темноте, он ощущал, как последняя фраза отзывается эхом внутри. Образ юной Элианы отпечатался в памяти. Он сомневался, что когда-нибудь увидит ее снова. Она уже не осмелится прийти, не осмелится ничего предложить. Он хотел запомнить ее такой.

На какое-то мгновение ему показалось, будто он слышит шум на лестнице, и взгляд его устремился туда с тщетной надеждой. Вдруг она спустится к нему сейчас, пытаясь сквозь боль примириться с ним, с тем, что произошло? Он обнимет ее, скажет нужные слова, а она заплачет и тихо утешится. Они вместе подумают о том, как деактивировать и разобрать машину времени. Он предложит продать детали, она будет настаивать на том, чтобы все сжечь. Он уступит. Затем, спустя какое-то время, они вернутся в мир наверху – может быть, зайдут в дом, выпьют и поговорят о чем-нибудь другом, например о будущем.

Но никто не спускался по лестнице, и его вдруг накрыла безмерная тоска, словно толстое пыльное одеяло, которое мешает дышать. Тоска о том, что закончилось, тоска о мечтах, за которые он никогда не боролся или боролся, но безуспешно или которые осуществил лишь для того, чтобы обнаружить всю их бессмысленность. И безнадежным голосом человека, который всегда был и будет одинок, он сказал едва слышно: «Ну что ж», будто подведя некий итог. Он вспомнил первый запуск портала, когда приплясывал перед камерами и вопил о своем достижении. И вот теперь запись сохранит лишь это краткое «ну что ж», оброненное в темноте. И оно тоже, в конце концов, сотрется.

Профессор Йонатан Бренд встал и медленно двинулся к выходу. Он знал, что еще пожалеет о своем решении, что все в нем будет протестовать и мысль о том, как глупо отказываться от такого значительного проекта, заявит о себе с новой силой. Придется немного подождать, пока она ослабнет, и тогда он снова спустится сюда и уничтожит свое самое большое достижение. Это был последний раз, когда он запускал машину времени. Все должно иметь конец, особенно