Хинсидес в огне - Карин Альвтеген

Ничего не произошло.

Слизистая рука высунулась из лужи и стала обвивать ее ногу. Жидкость проникала сквозь ткань брюк. Кожа горела, как от ожога. Нога подкосилась. Лионоре показалось, что слизь на полу приподнялась ей навстречу, когда она падала. Откуда-то издалека Залеа окликнула ее по имени. Голос Залеа звучал глухо, будто под водой. Словно сквозь туман Лионора видела, как Залеа продолжает сражаться со слизью. В свете факела блестели ее кинжалы, но порезы в желе тут же затягивались снова. Еще одно слизистое щупальце, появившись из стены, схватило Залеа за руку. Факел упал на землю и зашипел, коснувшись слизи.

После этого все погрузилось во мрак.

В отдалении что-то загрохотало, и весь грот затрясся. С потолка осыпались небольшие камни и с плеском попадали в слизь. Лионора увидела, как через слизевую завесу у проема забрезжил золотистый свет. Слизь отступила в сторону, будто сгорев от лучей.

У входа в туннель показалась огромная, сияющая светом фигура, мерцающая, словно живое восходящее солнце. Это была Храмра!

Пригнув рога, она зашла в грот.

– Прочь от детей, Дремучее существо! – прогремел голос великанши. – Уползай обратно в свою нору! Пока я жива, этот мир будет оставаться миром света.

Лучистое сияние вокруг Храмры усилилось. От соприкосновения со светом слизь высыхала. Серая пленка разрасталась, как струп над воспаленной раной.

Подойдя ближе, Храмра подняла на руки Лионору и Залеа.

Несколько луж на полу, скользнув навстречу друг другу, слились в одну большую. Из нее медленно поднималось сочащееся слизью существо. Еще немного, и оно стало ростом с Храмру. Крепче прижав к себе Лионору и Залеа, великанша выставила вперед рога. Сияние стало настолько мощным, что слизь сменила цвет и затвердела. Существо медленно протянуло к ним руку, но успело дотянуться только наполовину и застыло. В следующее мгновение застывшая слизь рассыпалась порошком по земле.

Не проронив ни слова, Храмра развернулась и вынесла их из грота, направившись обратно в лагерь.

– Что это было? – спросила Залеа, плотнее укутавшись в одеяло. – Я никогда не видела ничего подобного.

Они сидели у костра и тихо беседовали. Их разговор не предназначался для посторонних ушей. Градус страха в лагере и без того зашкаливал.

– У него нет названия, – прохрипела Храмра, и взгляд ее карего глаза скользнул за танцующими языками лагерного костра. – Это древнее существо, почти такое же древнее, как мое племя. Я очень давно не встречала подобных. Его пробуждение – тревожный знак. Похоже, почувствовав, что Устрашающий огонь на свободе, оно решило, будто и его время возвращается.

Лионора сидела молча и слушала, осторожно шевеля руками и ногами. Конечности вновь подчинялись ей. Паралич на удивление быстро отступил, как только они покинули грот.

– Как ты догадалась, что мы там? – спросила Залеа. – Мы ведь с Лионорой не сказали, куда пошли.

– Я не знала, – ответила Храмра, не отрывая взгляда от огня. – Просто пошла на запах, который мне слишком хорошо знаком, а в гроте услышала ваши голоса.

– Спасибо, Храмра, – тихо произнесла Лионора, коснувшись ладонью руки великанши. – Не знаю, что бы мы без тебя делали.

«Это ложь», – подумала она, потупив глаза. Девочка в точности знала, чем бы все закончилось, не подоспей вовремя Храмра. Она осталась бы совершенно беспомощной и не смогла бы спасти ни Залеа, ни саму себя.

Храмра взъерошила ей волосы. Лионора стыдливо посмотрела в ее испещренное морщинами лицо. Великанша улыбнулась ей. Но Лионора заметила, как что-то еще сверкнуло и в карем, и в белом глазах. Великанша хотела скрыть это, но от Лионоры ничего не утаишь.

Девочка заметила глубокую тревогу.

Внутри все сжалось, потому что из-за беспокойства Храмры ее собственная тревога усиливалась в тысячи раз.

Глава четырнадцатая

У Линуса был не очень хороший опыт лесных прогулок в Хинсидесе. В прошлый раз, когда он посетил местный лес, двое из трех встреченных им существ пытались съесть его. И все-таки тот лес выглядел намного приятнее этого.

Огромные деревья выстроились перед ним стеной. Серая кора покрывала толстые, извилистые стволы, темные листья создавали плотную завесу. Дневной свет почти не проникал сквозь необъятные кроны деревьев, и снаружи в лес не заглянешь – видны одни только темные тени. Но хуже всего запах. Из зарослей тянуло гнилью, будто лес тяжело болел.

Мальчик вновь посмотрел на компас, надеясь, что стрелка сменит направление. Но нет, направление на восток не менялось, и идти полагалось прямо через воняющий лес.

Линус огляделся вокруг. По одну сторону лес исчезал за горизонтом, по другую – гигантской волной огибал подножие горы.

– На обход уйдет несколько дней, – с горечью пробормотал он, поправив венок-переводчик на голове. – Да и гора немногим лучше – там, на высоте, холода не избежать.

Даже на равнине было холодно, особенно по ночам. С тех пор как Линус открыл Дверь, прошло уже двое суток. На ночлег он укладывался под защитой каменистых курганов, попадавшихся на равнине. Радовался, что Лионора разобралась с Ночными стаями – разбойничай они как раньше, он бы так далеко не продвинулся.

Мальчик вздохнул. Сомнения были ни к чему. Скоро начнет смеркаться, и чем больше он успеет пройти до темноты, тем лучше. Если в ближайшее время он не нагонит Лионору, начнет голодать. Запасы провизии подходили к концу, а как добывать еду в условиях дикой природы, и тем более – в Хинсидесе, где всё так или иначе кажется опасным, Линус не представлял.

Он подтянул ремни рюкзака, сделал глубокий вдох и тут же закашлялся от залетевшего в горло пепла. Затем двинулся в путь, зашагав между деревьями.

Воздух сразу изменился, став удушающе тяжелым. Под ветвями запах усиливался, и пришлось закрыть ладонью нос. Землю покрывал влажный мох, местами такой глубокий, что Линус проваливался по щиколотку. Во мху росло множество серо-бурых грибов, некоторые из них плотно прилеплялись к шероховатым стволам. Пепла мальчик не заметил. Наверное, он не проникал сюда из-за листвы, как и дневной свет.

Линус осторожно прокладывал себе путь по лесу. Он держал компас в руке – здесь ему точно не хотелось бы заблудиться. Что-то было не так с этим местом. В первую очередь настораживал запах, но еще закрадывалось ощущение, что лес болен. Быть может, из-за тишины? Линус не слышал ничего, кроме собственного дыхания, разве что сучок хрустнет изредка под ногами. Ни птичьих трелей, ни шорохов мелких животных, ни жужжания насекомых. Ни один лист не шелохнется. И даже ветра не слыхать.

Становилось все темнее. Казалось, будто здесь смеркалось быстрее, чем на равнине. Или из-за странной