Немезида ночного ангела - Брент Уикс

он жег мне глаза, как дым, заставлял задыхаться, проникал в ноздри, превращал в красные угли даже солнечный свет, перегружал мои органы чувств, чтобы лишить меня рассудка.

Этот туман не исчез и не растворился, как иллюзия; вместо этого он, как копаловые благовония, продолжает лениво клубиться в покоях любовницы, придавая им приятный вид, запах и ауру, усиливает, а не затмевает все остальное.

Удивительно, насколько разбитое сердце может все прояснить. Хотя, наверное, ничего странного в этом нет. Разве не для того нужны слезы, чтобы промывать глаза?

Может быть, так делают все, или, может быть, молодые мужчины в этом отношении хуже женщин… или, может быть, мне не стоит говорить за всех, а лучше просто признаться, что я очень часто вижу в людях не людей, а отдельные их стороны.

Сейчас я вижу в Ви больше этих сторон, любуюсь точеными мускулами ног, сильными плечами и спиной, и понимаю, с какой самоотдачей она приводила себя в эту форму. Я подмечаю, с каким профессионализмом она проверяет каждую застежку, инструмент и лезвие, как разглядывает длинную веревку с крюком, не порвалась ли та, как проверяет не только остроту каждого клинка, но и то, сможет ли она за секунду выхватить его из потайного кармана.

Кажется, у меня наконец получилось увидеть Виридиану… нет, еще не целиком, но намного полнее, чем когда-либо, и при этом я чувствую себя узником, который приговорен к казни и созерцает последний закат, который знает, что свет вскоре погаснет, что он меркнет прямо у него на глазах и не смеет моргнуть, чтобы не упустить то немногое, что у него еще осталось.

Ви, очевидно, знает, что я на нее смотрю. Она вроде бы не смущается, иначе я бы отвел глаза. Но внезапно она поднимает голову и встревоженно смотрит на меня.

– Кайлар, ты?.. Ты…

– Готов? – перебиваю я. – Да. Можем идти. – Я отстраняюсь от комода и показываю, что готов выходить.

Она приподнимает брови.

– Разве похоже, что я готова, Кайлар?

Судя по тону, ответ очевиден – нет; поэтому я оглядываю Ви с ног до головы и гадаю, что упустил.

– Прическа, Кайлар, – говорит она.

– А. Вот оно что.

Хотя Ви уже исправила цвет локона, наши ночные занятия немного помяли ей волосы.

– Мы что, будем тратить время на всякие девчачьи штуки? Серьезно? – спрашиваю я.

Она вздыхает.

– Я и не ждала, что ты поймешь.

Поверить не могу, что ее сейчас волнуют такие мелочи, как мода.

– Собери их в хвост, как ты любишь. Выглядеть будет отлично.

– Меня не волнует, как я буду выглядеть, Кайлар!

– Тогда что?.. – Я растерянно поднимаю руки ладонями вверх.

– Мне нельзя.

– Что нельзя? Хвост? – спрашиваю я.

– Да.

– Я видел, кажется, двух сестер с…

– Мне, понимаешь? Мне нельзя убирать волосы в хвост. Или в простую косу. Или в кичку.

– Почему?..

– Я не хочу объяснять почему, ладно? – огрызается она.

– Тогда… наколдуй себе такую же прическу, как вчера. Алитэрцы вон все себе колдуют, и прически, и макияж. Часовня наверняка может так же.

– Часовня может. Я не могу. Точнее, могу. Но делать этого мне тоже нельзя. Можно только менять цвет локона. И да, запрет этот придумали только для меня. Не спрашивай, ладно?

У меня много вопросов, но я их проглатываю. Не хочу тратить наши последние минуты вместе на споры о глупостях Часовни.

– Хорошо. Какие параметры у этого задания и сколько у нас времени? Возможно, мы сможем взяться за этот контракт вместе.

Ви улыбается, когда я начинаю говорить о прическе, как о заказе на убийство.

– Она должна подходить знатной особе, которой я притворяюсь. Уложиться надо в десять минут. И волосы не должны мне мешаться, если… ну если все пойдет плохо.

– Если все пойдет плохо, то мы можем оказаться за бортом. В буквальном смысле. Будем болтаться там на ветру. Неужели сестрам так важно, чтобы ты придерживалась какого-то глупого правила, когда на кону якобы будущее всей Часовни?

– Откуда ты это знаешь? – резко спрашивает она. Кажется, я только что выдал себя и то, что подслушивал их.

– Я же присутствовал при разговоре императрицы с Рефа'имом, – говорю я. – И Часовня, похоже, с ними согласна… вы ведь все здесь.

– А, ну да… – говорит Ви. – Я могла бы попросить на время снять этот запрет, но ты даже не представляешь, насколько сестра Аяйя любит припоминать такие вещи.

– А зачем вообще все это?

– Ты о чем?

– О сестре Аяйе.

– Просто она стерва.

– Это я заметил. Но зачем все эти запреты? Да, ты просила не спрашивать, но я все равно спрашиваю.

Ви вздыхает. Отвечает:

– Забудь, – и отворачивается к зеркалу. Берет расческу.

– Давай ее сюда, – говорю я. – Есть у меня одна мыслишка.

Она недоуменно отдает мне расческу.

– Ты правда не умеешь делать другие прически? – спрашиваю я. – Мне казалось, что Мамочка К всегда учила своих девочек укладывать волосы так, чтобы даже после, кхе-кхе, активных физических упражнений они смотрелись хорошо.

– Я не хотела, чтобы кто-нибудь трогал мои волосы, – говорит Ви.

– А. Ну да. – Я как раз дотронулся до ее волос. Нашел бальзам, который делает их пожестче, и начал втирать его в них. Пока я массирую Виридиане скальп, она прикрывает веки.

Затем вдруг распахивает глаза, словно взяв себя в руки.

– Запреты – это испытание. Оно якобы должно сделать меня смиреннее. Проверить, что это вообще возможно, наверное. Одна неуправляемая чародейка может испортить жизнь всем, поэтому Часовня старается избавляться от таких, которые могут стать опасными. Даже если при этом они потеряют очень талантливую чародейку.

– Звучит разумно, – признаю я. Заплетать волосы меня научила Элена, когда мы взяли на себя воспитание Ули. Она называла это «прической за две минутки».

У меня всегда получалось не меньше чем за пять. Теперь, заплетая Ви, я гадаю, как сейчас дела у Ули. Знаю, в Часовне она в безопасности, и лучше места для нее не найти, но я вдруг чувствую, что страшно по ней соскучился.

Впрочем, Ви продолжает говорить, поэтому я переключаю внимание на нее.

– У тех, кто недавно начал обучение, запретов больше. Еще больше – у тех, кто очень талантлив, и совсем много у тех, кто пришел в Часовню взрослым, как будто нам нужно срочно нагнать упущенное по тем запретам, которые мы пропустили за годы юности.

– Выходит, ты собрала вообще все запреты, – говорю я. Рыжая шевелюра Ви намного гуще темных волос Ули или светлых волос Элены.

– Они почти все ерундовые. Если их нарушить, то тебя заставят делать черную работу.

Это я