Прыжок "Лисицы" - Greko

не жизни. А только о моём здоровье. Могут так накостылять, что инвалидом стану. Тут не только стоматологов нет. Инвалидность не дадут… А даже если и назначат пенсию, вряд ли без очереди куплю хлебушек или на транспорте на шару прокачусь. Да и хлеб смогу есть, только предварительно размочив в воде или молоке. Зубов-то не будет.

Что двигало мной? Бесшабашность? Нет. Как бы это не звучало пафосно, я и в старой шкуре Спири, и в новой, Косты, все равно всегда ощущал себя человеком, выросшим в великой стране. Поэтому меня так взбесил Вульф. И сейчас я на службе. У меня есть долг. Его надо исполнять. Тут все просто. Иначе меня нельзя было бы называть мужчиной, солдатом. И это не оправдание, что всяческие контрацептивы типа каперанга или каплея позорят страну. Таким, увы, несть числа. Что ж мне, ткнуть в этого инквизитора, заорать как в детском саду «он первый начал» и встать с ним в один ряд? Не. Западло. Не смогу. Но жизнь и здоровье спасать надо. Если и дальше хочу послужить отечеству. Если хочу вернуться к Тамаре, жениться на ней, детей нарожать. Тут без здоровья точно никак не получится! Так что нужно искать выход. Срочно! Пока не подвесили на дыбе! Где, найти человека, которому можно довериться, все рассказать? Чтобы вытащил меня отсюда. Так что, вопрос стоит простой: кто этот человек? Кому можно выложить правду про меня?

Кому? Кому? Кому?

Спичек под рукой не было. А то был бы сейчас один в один со Штирлицем, запертым Мюллером в камере, после того как грозный шеф гестапо показал ему фото с отпечатками пальцев на чемодане с рацией Кэт. Штирлиц тогда спичками выкладывал… Кстати — ежа, которому все понятно! Ну, до Штирлица мне, как до Тамары, сейчас далеко. Но думать еще способен. Давай, головушка, не подведи. Ты же уже даже не в феске. Я тебя такой папахой накрыл! Шик, блеск, красота!

Головушка начала лихорадочно тасовать варианты.

Де Витт?

Я — в Адмиралтействе. Моряки на де Витта клали с прибором, он мне сам жаловался. Вот тоже! Гений, блин! Я самого Наполеона обмишурил! Я — то, я — сё! А тут, ох, извини, меня пошлют! Поэтому: «сама, сама, сама!»

Проскурин?

Проскурин в Одессе. И даже если бы был здесь? Как помог бы? Штурмом взял казематы? Он же не Зорро! Отличный мужик, хороший служака! Но не Зорро!

Греки?

До них еще нужно докричаться. С другой стороны, недаром же и я, и тот охранник на гауптвахте, вспомнил про табор. Нас тут много. Наши родственные и семейные связи во все времена были выше всего остального. Потому что семья для грека, как утверждал Ваня, — «наипервейшее дело!»

«Греки могут помочь! Кто же мне говорил о родне Сальти? Где же это было? Точно! Вспомнил! Когда будущего крестного во дворе у Вани обсуждали, кто-то сказал: у Егора Георгиева родственник — цельный контр-адмирал. Вот кто мне нужен! Лишь бы фамилии были одинаковые!»

— Охрана! — заколотил я в дверь. — Срочно сюда контр-адмирала Сальти!

По двери кто-то шарахнул. Скорее всего, ногой.

— Пасть захлопни!

— Шевели мозгами, служивый! Стал бы я начальство звать, не имея на то право! Здесь ли контр-адмирал? В здании?

— Где ж ему еще быть?

«Да, да, да! Кажется, в яблочко попал! Точно, научу матросов танцевать! Клюнуло! Теперь подсечь и на берег!»

— Может, тебе еще в Николаев нарочного послать? — глумились из-за двери. — Самого Лазарева вызовешь?

«Ты смотри-ка! Он еще и с юмором! Некогда мне с тобой пикироваться. В другой раз — со всем нашим удовольствием, поржал бы с тобой, служивый. Но не сейчас. Сейчас мне тебе пендаля нужно вложить, чтобы ты Петросяна из себя перестал корчить и булками зашевелил!»

— Родня мне Сальти! Его сродственник — кум мой! Он меня ждал! — приврал я для стимуляции нужных мне действий.

За дверью примолкли. Шли минуты.

— Точно родня? — уточнил кто-то.

«Ага! Присмирели? Стало доходить? Я вам сейчас керосина подолью, чтобы чуть поджарились!»

— Точно! Точно! Будете время тянуть, он вам горяченьких пропишет. Разложат вас по его команде на пушке, да и перекрестят спину!

— А, ну, заткнись! Арестованным языком трепать не положено!

«А вот болт тебе по всей морде! Мне сейчас всё положено!»

— Зовите контр-адмирала! — что есть мочи заорал я.

— Да, тише ты, тише, — испуганно запричитал охранник. — Уже побежал дневальный.

«Так-то лучше! Фуф!»

Через десять томительных минут, когда на башне Адмиралтейства часы пробили двенадцать, дверь, наконец, распахнулась. На пороге стоял сухонький грек-старичок в красивом мундире. Его впалые морщинистые щеки подпирал высокий красный воротник, расшитый золотыми нитями.

— Ты кто таков⁈ Почему порядок нарушаешь в караульной⁈

— Здравствуйте! Не знаю, как вас по имени отчеству. Я — кум Егора Сальти, Коста! — ответил я, вмиг позабыв о правильном титуловании офицеров.

— Константин Дмитриевич! — ответил контр-адмирал, пропустив мимо ушей мою бестактность. — Слышал про тебя, тезка. Много хорошего греки наговорили. Прямо икона, а не человек. Почему под арестом?

Я по возможности кратко выдал весь расклад.

— Кто твои слова подтвердить может? Ни де Витт и ни, тем более, Эсмонт не подходят. Быстро нужно все решать.

— Вульф, командир «Аякса», в курсе. Еще на гауптвахте мои вещи остались. Там папаха. Внутри — письмо к начальствующим на Кавказе.

Контр-адмирал развернулся к двери.

— Дежурный! Бегом ко мне двух посыльных вызвать.

Моряк убежал, громко топая сапогами по гулкому пустому коридору. Вернулся с двумя товарищами. Сальти отдал распоряжения.

— Тут пока посиди! Чаем его напои! — приказал дежурному и удалился.

Я промаялся до девяти вечера. Ко мне никто не приходил. Чай мне дали, но без сахара. Краюху хлеба выделили от моряцких щедрот. Дежурный со мной боялся заговорить: как же, родич самого контр-адмирала! Лишь звон часов на адмиралтейской башне нарушал мою тишину.

Наконец, дверь распахнулась. Охранник вежливо показал рукой на выход. Когда я протискивался мимо него в дверной проем, он тихо шепнул:

— Отмучился, господин хороший. Освободили тебя.

— К контр-адмиралу?

— К нему, — вздохнул моряк, не желавший высокой чести попасться на глаза начальству.

Кабинет Сальти ни размерами, ни антуражем не отличался от каюты Эсмонта на «Анне». Даже поменьше был и захламлен шкафами с папками. Скорее офис чиновника, чем прибежище бравого моряка.

— Садись! — указал мне на стул родственник кума. — Читай!

Он сунул мне в руки большой лист бумаги, украшенный завитушками и якорями. Я внимательно его изучил. Поднял на контр-адмирала глаза, удивленный до крайности.

— А что было делать? — развел он руками. — Этот долдон Пантаниоти, председатель вашего суда,