Тьма. Том 4 - Лео Сухов

— Все признаются в верности… — развёл руками Вертков, заслужив недовольный взгляд Дашкова.

— А вы сделайте так, чтобы начали говорить правду! — сверкнул глазами князь. — Если враг играет грязно, вы тоже не стесняйтесь.

— Нам этого не простят… — вздохнул Вертков.

— А вы не попадайтесь! — тихо посоветовал Дашков и посмотрел на часы. — Пойдём, познакомлю тебя с тем, кто решит наш с ним спор…

— Седов? — удивился Вертков. — А что он делает в Тёмном Приказе? Он?..

И тут до него дошло. Да, Вертков был обычным — так и не получил чёрное сердце за долгое время службы. Однако за годы, проведённые среди двусердых, ему стали известны все их тайны.

Это рядовые подданные Русского царства не догадывались, что такое кризисы и чем они заканчиваются. А вот Вертков знал. И даже видел последствия. В отличие от глупых участников «Без Тьмы», Александр Андреевич прекрасно понимал, какую цену платят двусердые — и за высокие оклады, и за положение в обществе.

Чёрное сердце было и благом, и проклятием. Пока оно билось в груди — смерть стояла рядом, регулярно заглядывая через плечо. И пусть некоторые двусердые доживали до второго порядкового юбилея, но сколько из них не дотянуло даже до пятидесяти?

Сам Вертков разменял уже девятый десяток и считал, что прожил долгую хорошую жизнь. А лекари Дашкова обещали ему накинуть ещё лет тридцать-сорок. Так что советник Дашкова вполне мог дотянуть до своего первого порядкового юбилея.

Вот только он свои сто двадцать три года отпразднует без чёрного сердца. И без ненужного риска.

Двусердые же рискуют всегда. С момента, когда чёрное сердце совершает первый удар, и до самого конца они живут под дамокловым мечом. И даже зная это, всё равно многие рвутся стать двусердыми. Особенно молодые. А вот Вертков предпочитал служить своему другу и повелителю, оставаясь обычным человеком.

— А если он?.. — Александр Андреевич замялся.

— Что? Не пройдёт? — усмехнулся Дашков. — Ты, Саш, напрасно сомневаешься… Даже его псы не сомневаются, а ты сомневаешься? Пройдёт Седов свой кризис… Точно пройдёт…

— Но зачем здесь вы? — удивился Вертков.

— А чтоб Демьяну не пришла в голову светлая мысль запереть и изучить парня! — ответил Дашков, начиная выбираться из машины. — Пошли уже, Саш… Вон, тёзка мой устал ждать!..

В Тёмном Приказе прибытие князя, конечно, заметили. И теперь охрана судорожно пыталась дозвониться до начальства, дабы узнать, что делать.

Однако начальство не отвечало. Видимо, увлечённо следило за успехами недавно привезённого двусердого.

А возможно, причиной была его сопровождающая, чьи крики с угрозами порой доносились даже до караулки.

В любом случае, всё это было не вовремя, потому что Дашков, выбравшись из машины, сразу двинулся ко входу в Приказ. А начальнику охраны пришлось принимать самостоятельное решение.

— Ваше сиятельство! Простите великодушно, но только по пропускам! — немолодой двусердый, переведённый в Ишим всего года три назад, стеной встал в проходе, готовясь жизнь положить за родной Приказ.

И понял, что именно сейчас её и положит, причём, возможно, не фигурально. От Дашкова дохнуло тенькой и силой, а затем на плечи начальника охраны навалилась невообразимая тяжесть, отчего его колени задрожали и попытались подогнуться.

— Новенький, что ли? — удивился Дашков, рассматривая исполнительного, но не слишком понятливого служаку.

— Никак нет, ваше сиятельство! — борясь со взбесившейся силой тяжести, прохрипел тот. — Уже четвёртый год…

— Новенький… — понимающе кивнул князь, а затем покачал головой. — И не предупредили тебя… Опять Демьян за своё.

— О чём не предупредили? — просипел начальник охраны, которому уже и воздуха переставало хватать.

— О чём-о чём… Да о том, что в этом здании только один человек может мне «нет» сказать! — спокойно объяснил князь. — И это не ты, служивый. Тебя я, честно говоря, вообще впервые вижу.

И когда Дашков, выглядевший, как мужчина средних лет, прошёл мимо, а следом за ним потянулся престарелый советник из обычных и пара ратников — бедняга начальник охраны даже не попытался загородить им путь. Ему и стоять-то на своих двоих было пока что сложно.

И в этот момент он, старший кмет, отчётливо понял, какая пропасть отделяет его от старшего витязя, почти вплотную подобравшегося к рангу богатура.

Понял и принял непростое для себя решение. Никогда больше не вставать на пути у этих чудовищ.

А Дашков с сопровождающими тем временем зашёл в просторный гостевой покой, огляделся, прислушался… И уверенно указал на лестницу, ведущую в подвалы:

— Вот же надрывается-то! — одобрительно усмехнулся он, обернувшись к Верткову. — Чума, а не женщина!

Откуда-то из подвалов и вправду доносился голос. Один-единственный. Женский. И чем ближе подходили Дашков и его спутники, тем лучше слышали, чего требует дама:

— … Приедет лично! И лично спросит! Он вам звонил⁈

— Ну звонил… — лениво отвечал ей мужской бас. — А я решил, что в интересах государя и государства всё равно проведу проверку.

— Это вы за его царское величество решать изволили⁈ — возмутилась женщина. — А его царское величество знает о вашем самоуправстве⁈

— Маш, да не кричи ты! — попросил второй мужской голос. — Разберутся! Чего ты?

— А какое он имеет право запирать моего ученика⁈ Как я могу за своих воспитанников отвечать, если не знаю, что с ними делать собираются⁈

— Вы, Мария Михайловна, вообще-то нам подчиняетесь! — скорбно ответил бас.

— Я подчиняюсь государю и Верстову! А вас, сударь Лапоть, впервые вижу! И если у вас хватит смелости повторить в лицо моему начальству всё, что вы сейчас сказали мне, это будет последней нашей встречей!..

— Ну-ну! — хохотнул бас.

Дашков и его спутники шли быстро, минуя всякие формальности вроде рамок металлоискателей и тенеуловителей. А знакомые с характером сиятельного князя служащие Тёмного Приказа даже не пытались возмущаться. Один только, видимо, неопытный, решил поднять трубку, чтобы предупредить высокое начальство. Но хитрое маленькое плетение, добравшись до него, раскинулось куполом подавления связи. И вызов не прошёл.

А когда Дашков, спустившись на нужный этаж, вышел с лестницы в коридор, то застал милейшую картину, которая порадовала его одним своим видом.

У стены коридора, прижавшись к ней широкой спиной, стоял Демьян Леонидович Лапоть. И поглядывал он, будучи зажатым в