Молот Пограничья. Книга IV - Валерий Пылаев

Правда, обсуждать нам, в общем, было нечего: оба понимали, что бросать стройку и Гром-камень, чтобы полгода бить земные поклоны в храме под надзором матушки Серафимы, я сейчас попросту не имею права. А других способов не знал никто — кроме, может, деда Молчана, но старик, как и всегда, не спешил выдавать свои тайны.

— Думаю, это у всех… дома — у всех так. — Я вздохнул, опускаясь на единственную лавку. — Вы же на меня завязаны. И на алтарь…

Я и раньше догадывался, но теперь вдруг с кристальной ясностью понял, что странные ссоры, которые случались в Гром-камне чуть ли не каждый день, начались не просто так. Глава рода — то есть я — был настроен ни жив-камень в подземелье господского дома, и тот тянул из меня в контур все подряд, включая и аспект Смерти. И уже из алтаря раздавал на всю вотчину.

И первыми досталось домашним — тем, кто сам владел Даром и мог подпитываться маной. Все без исключения Костровы понемногу превращались в… в общем, превращались. До гридницы черная зараза пока не добралась, но наверняка ее обитатели уже встали в очередь за вспышками гнева и глухой тоской.

А что дальше? Сосны на холме вянуть начнут?

— Ладно, Игорек… Прорвемся как-нибудь. — Дядя со вздохом похлопал меня по плечу. — Ты сегодня-то что делать думаешь? Домой поедешь?

— Не поеду. — Я покачал головой. — Надо этих хмырей на улице оставить. Померзнут до утра — глядишь, ум в голову придет. Ну а мне, выходит, присмотреть надо — мало ли и правда придет за ними этот… как его там?

— Черный Ефим, — Дядя поморщился, будто от одного только звука имени таинственного покровителя вольников у него вдруг заболели все зубы разом. — Опять всю ночь спать не будешь?

— А вот и не угадал. Буду, — улыбнулся я. И, подумав, добавил: — Только с Разлучником под подушкой.

Глава 11

Предчувствие чего-то плохого порой возникает у каждого. От самого бестолкового дворника в Орешке до государя императора. И наличие Дара здесь совершенно ни при чем. Даже самым могучим и опытным из магов не дано по-настоящему, однако почувствовать приближение неприятностей может кто угодно — и быть возродившемся в чужом теле воителем-Стражем для этого не обязательно. Хотя один конкретный Страж отточил это умение практически до совершенства.

Почему? Да потому, что это самое плохое случалось со мной каждый день. Иногда раз эдак по пять. И я уже давно привык, что если мне кажется, что неприятности на подходе — то мне не кажется. Порой тоскливое и томительное предчувствие заявлялось в гости с самого утра, и не всегда его сопровождали сны про высадку на вспаханную орбитальной бомбардировкой поверхность Эринии.

Сегодня, к примеру, обошлось без них. Я просто открыл глаза — уже зная, что все в очередной раз пошло наперекосяк. Сквозь толстый брезент палатки пробивался огонек костра, снаружи гудел ветер, едва слышно поскрипывали сосны, а через мгновение до моих ушей донесся звук шагов и тихое покашливание. Кто-то из гридней исправно нес службу, обходя крепость вдоль частокола. Крохотная твердыня Боровика жила, как ей положено.

И я мог только догадываться, почему на лбу выступает испарина, а сердце бешено колошматит, выдавая двойную норму ударов. Одного взгляда на вход в палатку хватило понять, что полог на месте и плотно застегнут, и попасть внутрь не сумел бы ни зверь, ни обычный человек, ни Одаренный. Я мало что смыслил в охранных чарах, однако с базовым заклинанием справился без труда. И вздумай кто-то заявиться сюда ночью без приглашения — магия тут же дала бы мне знать.

Никто не мог появиться незамеченным… но все-таки появился! Чуть повернув голову, я краем глаза увидел, как темнота в нескольких шагах от моих ног зашевелилась, сплетаясь в сидящую фигуру в остроконечном капюшоне.

Основа запоздало проснулась, с воем черпая ману из резерва, и рукоять Разлучника прыгнула мне в ладонь. Клинок вспыхнул даже до того, как я успел полностью извлечь его из ножен, и моих ноздрей коснулся терпкий аромат горелой кожи. Я каким-то чудом сумел не вспороть брезент палатки, вскакивая, и через мгновение уже целился острием незваному гостю в шею.

Или чуть ниже шеи — несмотря на то, что меч сиял ярче, чем пара-тройка электрических лампочек, лицо незнакомца так и оставалось в тени капюшона. И я, как ни старался, видел только бороду. Когда-то темную, но давно уже поседевшую до окраса шерсти матерого таежного волчары. Впрочем, на ее окладистости годы незваного гостя не сказались никак, да и длине позавидовали бы даже дед Молчан с Горчаковым.

Мне отчаянно не хотелось признавать, что Гусь все-таки был прав, и некоторые байки оказались не такими уж и байками, однако по всему выходило так, что в крепость пожаловал никто иной, как таинственный хозяин Тайги и покровитель всех вольных бродяг.

Черный Ефим собственной персоной.

— Осторожнее, князь, — усмехнулся он, чуть отодвигаясь. — А то порежешь ненароком.

Слова как будто означали если не страх, то по меньшей мере опасение, однако весь вид верховного вольника всея Тайги говорил о том, что он нисколько не боится. Ни меня, ни пары дюжин гридней за брезентовыми стенами палатки, ни Разлучника, способного одним взмахом вскрыть кресбулатовую броню автоматона, как консервную банку. Пышные усы зашевелились, приподнимаясь, и седые заросли прорезала улыбка. Спокойная, уверенная, однако без всякого намека на усмешку или высокомерие.

Хотя уж на него Ефим имел полное право. Раз уж не только не побоялся, но и вообще сумел пробраться к моему ложу под покровом ночи, каким-то чудом миновав и охранные чары, и патрульных, и зоркий взгляд Седого, у которого даже в темноте не проскочит и мышь.

Прямая спина, широкие плечи, зубы ровные и белые — да еще и все на месте. Таинственный таежный странник определенно выглядел человеком, для которого возраст — лишь условность.

Да и человеком ли?.. Я только сейчас сообразил, что не так уж сильно возвышаюсь над стариком — и это при том, что он сидел на брезентовом полу палатки, а я стоял.

Это сколько ж в нем роста?.. Точно за два метра. И намного — по сравнению с Ефимом даже Горчаков показался бы не такой уж и громадиной. Не Святогор, конечно — поменьше, да и стать не та, но чем больше я разглядывал расслабленную фигуру, тем сильнее убеждался, что существо на другом конце клинка Разлучника обладает какими-то запредельными для простого смертного пропорциями.

Суеверным я