Иные - Александра Яковлева

ко мне домой. Надеюсь, вам там понравится… — Макс сел рядом, и Аня отодвинулась к окну. — Понимаю, у вас много вопросов. И я смогу ответить на каждый. Но сейчас вам надо еще какое-то время побыть мертвой. Так будет лучше для всех.

— Точнее и не скажешь.

Аня горько усмехнулась и уставилась на проплывающие за окном холмы, поросшие лесом. Сквозь рваные облака поблескивало солнце. Поезд мчал по виадуку над пропастью, переваливаясь с одного горного кряжа на другой. Прижавшись лбом к стеклу, Аня смогла увидеть хвост поезда и длинные сваи моста, уходящие в желтеющее лесное буйство. Можно было представить, что они летят по воздуху, над верхушками сосен, куда-то на другую сторону, в тридевятое царство или в финскую Маналу — одним словом, в мир мертвых.

Аня покосилась на Макса.

— Я не понимаю, вы меня что, похищаете? — спросила она.

Макс поднял на нее усталые, очень светлые глаза, и Аня увидела тонкие лучики морщин в уголках и на переносице. Он был совсем взрослый мужчина. Не как Володя. Даже не как следователь Лихолетов. Но в то же время моложе Ильинского, который по возрасту годился ей в деды. Аня не знала, как относиться к Максу. Даже называть его просто по имени было ужасно неловко.

— Я пытаюсь вам помочь, — сказал он. — Вывезти из Советского Союза.

— Вывезти? В гробу? Зачем?!

— Лучше бы мы поговорили об этом потом, когда… — Макс прислушался к шуму за дверью, его плечи напряглись. — Но как вам угодно. — Он заговорил быстро, с сильным акцентом: — Помните профессора Ильинского? Как он изменился в тот день, когда я приехал за вами.

Аня не понимала, к чему клонит Макс, но Ильинского вспомнила тут же: как он пролетает через весь кабинет, как вышибает дверь своей слабой стариковской спиной и врезается в стену. Точно так разлетались волки, напавшие когда-то давно на Пекку. Жаль, смерть Ильинского, в отличие от волчьей, не смогла никого спасти. Жаль, что она вообще случилась. И снова — из-за нее.

— Да, помню, — кивнула Аня. — Это моя вина.

Макс поморщился, словно она не угадала, бросил с досадой:

— Я говорю о том, как вел себя этот больной старик. Неужели вы не заметили?

Аня попыталась отбросить гнетущие мысли о Пекке и вспомнить то, о чем просил Макс, хотя голова была еще мутной после тяжелого, похожего на смерть, сна, и все, что случилось до, казалось прошлой жизнью.

— Он выглядел бодрым, будто вдруг выздоровел, — сказала она наконец. — Или просто перестал чувствовать боль.

Кое-что еще пришло на ум, и Аня, уставившись на Макса, медленно закончила:

— Вы тогда сказали, что можете ее вернуть. Вернуть боль.

Теперь Макс был доволен ответом. Его лицо сияло торжеством.

— Раньше я думал, что я такой один, — сказал он. — Простите мою нескромность. Но потом услышал о вас — вернее, увидел вас. И сразу понял: вы такая же, как я. Ein Unikat [3].

— Кто?..

— Я хотел бы вам помочь. — Макс придвинулся и протянул к ней механическую руку. — Такие, как мы, должны держаться вместе.

— Что вы несете…

Это она уже слышала много раз: от Пекки, от следователя-энкавэдэшника, от Ильинского. Хочу помочь, слушай меня, ты должна, ты не должна… Зажатая в угол между окном и столиком, Аня оказалась в ловушке.

— Выпустите меня, уберите руки!

Макс охнул и отпрянул, с видом смиренной покорности пробормотал: «Простите, фройляйн, не хотел вас…» — но Аня уже пробиралась через его колени к выходу. Она схватилась за ручку, дернула дверь — та лязгнула, но не поддалась.

— Куда вы собрались, там же пограничники!

— Советские? Замечательно!

Макс попытался остановить ее, но Аня, нащупав замок, открыла и вывалилась из купе. Хлопнула дверью с силой, чтоб ему пальцы пришибло. Запахнув халат, побежала по коридору против движения поезда. Красная ковровая дорожка тянулась бесконечно долго, поезд раскачивало, Аню швыряло то на оконные перила, то на двери других купе. Она дернула несколько наугад, но все были заперты. Впереди в темноте тамбура блестел титан с кипятком. Рядом на стойке звенели кем-то оставленные стаканы в мельхиоровых подстаканниках. Если она не сможет попасть в другой вагон, то, по крайней мере, наберет кипятка в стакан и будет защищаться, решила Аня.

Из этой темноты ей навстречу вышли двое в форме. Аня замерла, не зная, как поступить: броситься к ним, надеясь на спасение, повернуть обратно? Она не подумала о том, что будет делать после того, как сбежит от Макса. Но, увидев красные звезды на фуражках и белые гимнастерки, перетянутые ремнями от кобуры, живо представила себе застенки и пытки. Это было нетрудно, ведь такой и была ее жизнь последние два месяца.

Пограничники замерли, разинув рты.

— Вот эта, что ли, мертвая? — с нехорошим смешком спросил один другого, явно старший по званию.

— Они меня обманули! — Молодой пограничник, пораженный, отступил на шаг.

— А ну, стоять!

Командир оказался сообразительнее — и быстрее. Он прыгнул к Ане, схватил ее и резко заломил руку. Боль пронзила запястье и плечо, и Аня вскрикнула, согнувшись пополам.

— Отпустите! — взмолилась она. — Больно! Я не виновата!

— Разберемся, кто виноват, — прорычал командир ей в ухо, и тут вдалеке мягко клацнула купейная дверь.

— Не стоит этого делать, — сказал размеренный, спокойный голос.

Из своего не самого приятного положения Аня сумела обернуться и увидела Макса. Он шел к ним по коридору, закрывая телом весь проход. Бордовое пальто было небрежно наброшено на плечи. Макс глядел из-под шляпы, и его взгляд не обещал ничего хорошего.

— Это он! — воскликнул молодой пограничник. — Он ее в гробу вез!

— Он меня похитил! — всхлипывая, простонала Аня. Боль в руке была невыносимой.

Макс покачал головой, и по его лицу снова скользнула тень, которую Аня уже видела. Досада, разочарование. Как будто он ожидал от нее чего-то другого. На ходу он запустил руку под пальто, и командир выхватил из открытой кобуры пистолет.

— А ну, стоять! — гаркнул он. Щелкнул курок.

Молодой пограничник, замешкавшись на пару секунд, сделал то же самое. Под дулами пистолетов Макс остановился в двух шагах, медленно вытащил из внутреннего кармана и протянул пограничникам пачку денег.

— Давайте решим все по-человечески. Пожалуйста, — попросил он.

У командира полезли на