Иные - Александра Яковлева

впиваясь в кожу. И Аня вылетела из тела. Тело, прикованное, измученное, клейменное, осталось в кресле само по себе. Со сжатыми зубами, которые скоро начнут крошиться. С кровоподтеками и трепещущим маленьким сердцем. А сама Аня унеслась далеко-далеко — ввысь и во все стороны сразу. Она стала большой и золотой, словно солнечный свет. Состриженные волосы вновь отросли и побежали реками. Мягкая кожа превратилась в чернозем. Грудная клетка раскрылась, ребра вырвались из нее горными пиками, и тонкий протяжный звук, будто ветер, запел в их вершинах, заполняя собой весь мир. Это пищали датчики, считывая показания с ее разъятого пустого тела.

Все кончилось внезапно. Аня рухнула в кресло, ее трясло. Санитар спешно расстегнул ремни, помог выбраться, и ее передали с рук на руки Лизе. Заведующий глядел недовольно.

— Ни раньше, ни позже, — огрызнулся он.

— Ничего не знаю, Александр Иваныч хочет видеть, — отрезала Лиза. С заведующим она держалась так, будто тот ей был не указ, и это всегда удивляло Аню. Даже сейчас помогло окончательно прийти в себя.

— Давай-ка накинем халатик на тебя. — Лиза кое-как одела Аню и повела по коридору к лестнице. — А то там какой-то интурист хочет с тобой познакомиться, а ты в таком виде…

Она взвалила руку Ани себе на плечо, помогая преодолеть лестницу.

— Ничего-ничего… Сейчас взбодришься. Не мужик, а роскошь! Увидишь — обалдеешь.

У кабинета Ильинского, словно статуи атлантов, застыли двое мордоворотов в белых халатах.

— Ты не пугайся, – зашептала ей на ухо Лиза. — Это наши соседи через дорогу. Вот, следят за гостем. Ну и правильно делают, а то мало ли…

«Соседи» стояли, не выражая ничего, кроме покорности, и, казалось, не замечали Аню.

— Давай, не робей, — приободрила Лиза. — Александр Иваныч в таком хорошем настроении, как будто и не болеет. Этот интурист его совсем очаровал — наверное, гипнотизер какой-то! Вот как давеча в Москве гастролировал. — Лиза открыла перед ней дверь, и Аня осторожно заглянула в кабинет.

Здесь ничего не изменилось с июля, разве что посветлело и стало тише. Аня с непривычки сощурилась: даже пасмурный осенний день за окном показался ей удивительно солнечным после подземелий. Чудесным.

Ильинский сидел за массивным столом и по сравнению с ним выглядел совсем прозрачным. Под глазами темнели круги, щеки ввалились, веки набрякли. Но из-под них на Аню смотрели живые, даже отчего-то счастливые глаза. Ильинский на удивление бодро встал и быстрым шагом подошел к Ане, взял ее за руку.

— Спасибо, Лизочка. Вы можете быть свободны.

Лиза кивнула и прикрыла за собой дверь. Аня прошла следом за Ильинским, озираясь по сторонам. Она так давно не видела ничего, кроме своей маленькой пустой комнатки и испытательной, что кабинет, полный всяческих вещей — резная красивая мебель, книги, подсвечники и чайный сервиз, изразцовая печь, плащ Ильинского на вешалке, зонтик, ковер на полу, коллекция часов на всю стену, — едва не довел ее до слез. Только сейчас Аня поняла, почему в кабинете так тихо: половина ходиков стояли, их стрелки замерли на разных отметках. А еще они с Ильинским были не одни.

— Анечка, хочу кое с кем тебя познакомить. — Ильинский задорно подмигнул ей. Он точно не выглядел как здоровый человек, но вел себя так, будто совершенно не беспокоился об этом. Будто не испытывал боли. — Это верховный магистр исследовательского управления немецкого общества… Простите, я не запомнил… Так что, серьезный человек и ученый, Анечка, Максимилиан Нойманн.

Тень отделилась от шкафа, полного документов, и шагнула навстречу.

— Для вас, фройляйн, просто Макс.

Его голос обволакивал, пеленал в семь покрывал. Казалось, можно слушать его вечно.

— Аня, почему молчим? — подстегнул Ильинский с каким-то нервным весельем.

— Очень приятно, — пробормотала Аня. — Вы хорошо говорите… по-русски.

Макс кротко улыбнулся. Он не сводил с нее восхищенных глаз. Ане стало неловко и стыдно — за серый халат и обрезанные волосы, синяки и еще слегка плывущее после испытательной сознание. За то, что вообще стоит здесь, в резиновых тапках и без белья под больничной сорочкой. За то, что попалась в клетку.

— Александр Иванович, можно нас оставить на пару минут? Как договаривались, — попросил Макс. Он обращался к Ильинскому, но смотрел только на Аню.

Ильинский недовольно крякнул:

— Как я могу вам запретить, — и вышел.

Скрипнули петли, и все стихло. Только ходики стрекотали на стене, вразнобой отмеряя время.

— Понимаю, я для вас незнакомец, — начал Макс. — Иностранец. Поэтому у вас нет повода мне доверять.

Это было правдой. Аня с беспокойством обернулась на дверь, за которой скрылся Ильинский. Конечно, кроме Пекки, она никому не доверяла — никому в целом мире, но Ильинский был, по крайней мере, ей знаком. А наедине с незнакомцем, к тому же мужчиной, было действительно неуютно. Страшно.

— Люди… интересные, — улыбнулся Макс, следя за ней пристально. — Им легче доверять тем, кто родился рядом с ними, на одной земле, даже если это не самые хорошие соседи… К сожалению, иногда это ошибочно. Например, в вашем случае. И в моем.

Хуже всего было то, что тело после процедуры плохо слушалось и болело все целиком, от пяток до макушки. Аня шагнула к столу Ильинского, чтобы сесть в кресло. Макс коснулся ее локтя, желая, видимо, помочь, но Аня вздрогнула, вскинула руку:

— Не трогайте меня… пожалуйста.

— Mein Gott… [1] — выдохнул Макс. Он перехватил ее запястье и рассмотрел. — Они что, клеймили вас?!

Аня скользнула взглядом по синякам и едва зажившему ожогу в форме буквы М. Рука, что сжимала ее запястье мягко, но настойчиво, была затянута в перчатку с хитрым механизмом, похожим на металлическую сеть сухожилий.

— Зачем вы это терпите? — пораженно проговорил Макс. — Аня, пойдемте со мной. Прямо сейчас. Я обещаю вам убежище. Нормальную жизнь.

Но Аня отняла руку, уже почти не слушая, о чем ей говорят. На столе Ильинского, в ворохе бумаг, лежал вскрытый конверт. Сначала Аня не поняла, что это такое, но потом узнала свой почерк: «Пекка». Аня схватила конверт, выдернула исписанный красным карандашом лист. Ее последнее письмо явно читали, но еще не отправили.

— Пекка — это ваш брат? — уточнил Макс, взглянув на конверт.

— Да. — Аня пробежала по тексту глазами, будто искала признаки того, что письмо читал именно Пекка, а не кто-то другой. Не Ильинский. —