Громов: Хозяин теней 4 - Екатерина Насута

class="p1">Там, на той стороне, тварей хватает. А тело Анчеева покрывалось тьмой, словно плесенью. Не знаю, видели ли это другие. Тьма пробивалась изнутри, рассыпаясь по коже комочками пыли. И та тянулась к облачку под ногами, то ли питая его, то ли питаясь сама.

Призрак махнул когтистой лапой, отрывая шмат тени и проглотил его.

Только облако тотчас зарастило рану.

— Метелька, обходи его слева… — отступать было некуда. Справа высилась громадина станка… так, а это мысль, однако.

Тьма, обойдя Анчеева по кругу, попыталась ударить в спину, вот только из спины выстрелили длинные плети, которые хлестанули Тьму, заставив отступить. Такие же вырвались из груди. Облако же, окутав и ноги, всосалось в Анчеева, оставив на поверхности то ли дым, то ли пух.

А вот от Митрича остались кости, облепленные тёмною кожей. Но хотя бы этот труп не делал попыток подняться. Уже хорошо.

Анчеев повернулся к нам. Он сделался выше и шире, тело его точно распирало изнутри, и костюм уже треснул. Вот, чую, тут багром не обойтись.

А вот станок…

Я дёрнул стопор, молясь, чтобы давление в системе держалось. Кочегары заступали на работу раньше, а новость не должна бы добежать ещё. Так что шанс был. Внутри что-то загудело.

Кашлянуло.

Громыхнуло.

Анчеев же остановился. Она раскинул руки, потом подумал и, согнув их как-то совсем уже неестественно. Ткань на рукавах расползлась и не всегда по шву. Вот типичный зомби. Рожу раздуло, глаз уже не видать, нос тоже утонул, а на щеке появилась трещина. Этот костюм, из плоти, тоже был тесноват. Тварь желала свободы. И Анчеев, послушный её желанию, вогнал кривые пальцы в грудь и потянул в стороны, раздирая и шёлк рубашки, и себя.

Что за дрянь-то такая?

Не из мелких точно.

Из дыры вывалились щупальца, этаким чёрным комом, который распался на отдельных жирных змей. Они ворочались и расползались полукругом. Призрак перебил клювом одну, успев увернуться от удара остальных. А я же увидел полынью.

Разве бывает, чтобы полынья внутри человека существовала?

Ладно, тела. То, чем стал Анчеев, нельзя было назвать человеком. Получалось такое вот… как будто реальность выворачивали наизнанку.

Змеи же спешно расползались, захватывая пространство.

— Сав? Чего…

Я бросил взгляд на станок. Давление росло, и валы начали движение. Осталось мелочь — запихнуть тварь в машину и пускай идёт себе на переработку. Только вот что-то подсказывало, что она с этим планом может не согласиться.

— Ты в сторону… и не маячь.

Я попытался ткнуть в тварь багром, но хлысты-змеи перехватили его, норовя выдернуть из рук. Тьма, рванув наперерез, толкнула тварь в грудь. И от удара её разрыв в грудине увеличился, а Тьма едва увернулась от потока тварей, что рванули в разлом, будто ждали…

Или и вправду ждали?

С той стороны?

Нет, тогда они должны были бы знать, где ждать. А это уже в принципе проявление разума, хотя… Тьма вон даже разговаривает. И в разумности её у меня сомнений нет.

Эти же…

Призрачные крылья взбивали воздух. Они едва касались моего лица, в последний миг ускользая и взбираясь выше, дальше. Под ногами мелькало что-то крысоподобное.

А из раскрытого рта, с выдохом, ко мне устремился рой пчёл.

Не долетел.

Тьма оказалась между нами и, растянувшись тонкою плёнкой, просто вобрала в себя тварей.

— Уходи, — шелест в голове. — Сильный. Там. Идёт.

То есть, это лишь свита? И щупальца… щупальца продолжали вываливаться из живого разлома. Они почти полностью скрыли тело Анчеева. И теперь он весь казался одной лишь огромною шевелящеюся горой.

Призрак щёлкнул клювом, сбивая очередную тень.

Он теперь был рядом.

Так. Уйти мы можем, но… и даже разумно будет, уйти. Хрена из себя героев строить, только… самолюбие? Что-то иное? Меня прямо дрожь пробирала от этой твари. А от близости разлома самого наизнанку выворачивало. Я не мог его оставить. Просто не мог. А потому…

— Эй, — я разжал руку, позволив багру упасть в шевелящийся ковёр. — Ты меня понимаешь?

— Разум. Нет, — доложилась Тьма, и я уловил её неодобрение.

— Ты большая и сильная… — я наклонился и вытащил нож. Если револьверов и иного огнестрела полиция не одобряла, то вот к ножам относилась равнодушно. Ножи здесь и у детишек были.

Вот и у меня нашёлся.

План складывался идиотский, но какой уж есть.

— Хочешь сладенького? — поинтересовался я и полоснул ножом по ладони.

Щупальца зашевелились.

Нет, они и так-то шевелились, но сейчас особенно бодро. Они прямо заплясали, а потом потянулись ко мне, при этом норовя поймать капли крови, которые упали на пол.

И не только они.

Все-то твари, что успели вырваться, разом развернулись. И я поймал на себе взгляды многих и многих глаз. И как-то вот неуютненько стало.

— Савка, ты чего творишь-то? — шёпотом спросил Метелька, подступая ближе. — Ты совсем больной?

— По ходу, совсем, — я не стал спорить. — Теперь давай, когда полезет, ныряй под станок, а я…

Я отскочил, позволив щупальцу ударить мимо. И Тьма с готовностью впилась в него, отгрызая кусок. А с другой стороны с не меньшим энтузиазмом в тварь вцепился Призрак.

— Иди, иди… цыпа-цыпа…

Я забрался на приступку.

— Палку!

Метелька сунул в руку багор.

— И готов будь…

Я взялся за край.

Приступочка изнутри узкая. И прогибается. И кажется, приварена весьма условно. Если я бухнусь… пар в системе был, и валы раскочегарило. Они вращались, поблескивая отвратительно чистыми плавниками ножей. И как-то даже живо представилось…

Так.

Потом буду представлять.

Я полоснул ножом, расширяя рану, и щедро плеснул кровью на ножи и валы. И теперь… с тенями работать учил Мишка. У самого у него не особо получалось, но теорию он знал. Тьма, откликнувшись на зов, поспешила рассыпаться пылью, укутывая меня собой, таким вот душным зыбким облаком, которое размывало границы.

— Тяни, — сказал я Метельке, цепляясь одной рукой за борт, а другой — за багор. — Давай…

Рывок.

И ступенька, от которой я отталкиваюсь, хрустит и, кажется, подламывается, но тело моё уже переваливается через край, падая неловко, неудачно. Плечо пробивает болью, и полог на мгновенье осыпается, но я собираю его.

Я успеваю нырнуть ниже, туда, под деревянную платформу, которую поставили, потому что машины слишком высоки и громоздки. Он подгнила.

И внизу пыльно.

Воняет.

Метелька, благо, сообразив, прижимается ко мне. И Тьма ложится поверху, а рядом растягивается Призрак. Крылья его расправляются, пусть