Красная земля - Тим Волков

Он лежал на боку на холодной, влажной земле. Пахло глиной, дымом и потом.

Медленно, преодолевая боль, доктор открыл глаза.

Его взгляд сфокусировался на грязном сапоге в двух шагах от лица. Доктор поднял глаза выше. Стражник. Тощий, болезненного вида мужик с обрезом, перекинутым через плечо, безучастно смотрел куда-то в сторону.

Иван повел головой, скрипя позвонками, и окинул взглядом место своего заточения.

Они находились внутри той огороженной территории, кирпичной артели. Высокий, кривой забор из горбыля окружал территорию, отгораживая ее от реки и кладбища. В центре площадки стояла круглая печь для обжига — козловая, массивная, сложенная из огнеупорного кирпича. Но устье было холодным и темным, решетка заросла бурьяном. Судя по всему, ей давно не пользовались по прямому назначению.

Вокруг печи, словно кротовины, зияли десятки ям. Глубоких, хаотичных. Из некоторых были навалены кучи свежей, красной глины. Возле других копошились люди. Человек десять. Изможденные, грязные, с пустыми глазами. Они молча, с тупой покорностью, копали землю лопатами и кирками, выбирая глину и складывая ее в грубые самодельные носилки.

«Не артель, а каторга какая-то», — невольно подумал Иван Павлович.

По периметру, в тени забора, стояли несколько ветхих, покосившихся бараков-времянок с провалившимися крышами. Оттуда доносился тихий стон умирающего человека.

Рядом с Иваном, спиной к спине, сидели его спутники. Родион дышал тяжело и хрипло. Из разбитой брови у него сочилась кровь, запекшаяся на щеке. Роман Романыч был без пенсне, его близорукие глаза беспомощно щурились, а на щеке краснел свежий синяк. Оба были скручены так же, как и он.

— Живы? — прошептал Иван, едва шевеля разбитыми губами.

Родион лишь крякнул в ответ. Роман Романыч обреченно кивнул.

— Что… что это? — студент сглотнул. — Они же… они же не кирпич тут делают…

— Не кирпичи, — кивнул доктор.

— А что?

Иван Павлович не ответил — и сам не знал ответа на этот вопрос.

Как же болела голова! Хотелось верить, что не сотрясение.

— Может, глину добывают? — продолжал рассуждать Роман Романович. — А зачем такая секретность? Чай не золотой, тут по всему оврагу этой глины — всем хватит!

Иван Павлович наблюдал за каторжным трудом копателей. Внезапно его взгляд зацепился за одного из рабочих, копавшего на краю самой глубокой ямы, почти у самого забора. Мужик, сгорбленный и изможденный, замер на мгновение, потом резко наклонился, что-то подбирая из грязи. Он оглянулся по сторонам, с животной опаской, и быстрым движением сунул находку за пазуху.

Но было поздно. Надсмотрщик, здоровенный детина с нагайкой, уже заметил это. Он не спеша подошел к яме.

— Ну-ка, выкладывай, червяк! — прогремел его голос.

Рабочий медленно, трясущимися руками, виновато достал из-за пазухи несколько комьев глины. Надсмотрщик выхватил их, отряхнул грязь. На его ладони тускло блеснуло. Несколько монет. Старинных, золотых.

Иван Павлович замер. Его мозг, привыкший анализировать симптомы и складывать их в диагноз, теперь проанализировал совсем другие факты.

Холодная печь, которой явно не пользуются. Ямы, множество ям, выкопанных хаотично, не для добычи глины, а словно в поисках чего-то. Нелюдимость Михаила и его ярость при появлении посторонних.

И вот теперь — золотые монеты из земли.

Пазлы с громким, почти физически слышным щелчком сложились в единую, ужасающую картину.

Это была не артель. И даже не просто каторга.

Это были гигантские, незаконные раскопки. Михаил — не артельщик. Он черный копатель, грабитель могил. Он и его банда искали здесь старинные купеческие или помещичьи склепы и могилы. Артель была лишь прикрытием, чтобы объяснить посторонним глазам земляные работы и скопление людей. А холодная печь… Она, может, и использовалась когда-то, но сейчас была просто бутафорией, элементом маскировки.

Теперь все встало на свои места.

— Родион, Роман, — прошептал Иван, не отрывая глаз от надсмотрщика, который сейчас избивал того несчастного находчика нагайкой. — Я все понял. Они не глину роют. Они ищут клад. Золото. Старое кладбище… купцы, помещики…

Роман Романыч ахнул. Родион хрипло выругался.

— Но… сибирская язва… — прошептал Роман Романыч. — Они же все заразятся! Каждая кость, что они выкапывают…

— Они уже заражены, — мрачно констатировал Иван. — Смотри.

Он кивком указал на одного из копателей, который, пошатываясь, тащил носилки с глиной. Мужик тяжело кашлял, и его лицо было землистого, серого оттенка.

— Инкубационный период… Он может быть коротким. Особенно при легочной форме, если они вдыхают пыль со спорами. Михаил обрек их всех на смерть. И себя в придачу.

В этот момент из одной из времянок вышел Михаил. Он уже умылся, сменил окровавленную рубаху. Наган торчал у него за поясом.

Михаил резким жестом кивнул двум своим подручным. Те грубо подхватили Ивана под мышки и, не развязывая ног, поволокли через всю территорию лагеря.

— Поставьте его, — бросил Михаил, остановившись у одного из самых ветхих бараков.

Ивана грубо дернули, заставив встать на ноги. Он едва удержал равновесие. Михаил подошел вплотную.

— Значит так, слушай сюда, лекарь, — прошипел он, глядя в глаза Ивану. — Считай, тебе крупно повезло — ты еще живой. А мог бы в одной из таких могил уже лежать, — он кивнул на яму, — вместо со своими спутниками.

— Я так понимаю на то есть причина? — холодно спросил Иван Павлович.

— Верно понимаешь. У меня тут один человек захворал. Серьезно. Ты его вылечишь. Понял?

Иван ничего не ответил, мысленно готовясь к худшему.

— И смотри… — Михаил ткнул пальцем ему в грудь. — Если ему станет хуже или еще чего… твои друзья там… — он мотнул головой в сторону Родиона и остальных, — начнут помирать следом. Медленно. А потом и ты сам. Понял?

— Понял, — хрипло ответил Иван. — Но мне нужна защита. Маска. Хотя бы тряпка на лицо, смоченная в спирте или в хлорамине. И перчатки. Так положено.

Михаил, не знающий ничего о медицине, смерил его взглядом, полным ненависти и подозрения. Потом буркнул одному из бандитов:

— Притащи ему тряпку какую-нибудь и самогону.

Через минуту Ивану принесли вонючую, грязную тряпку и бутыль с мутной жидкостью. Он вылил на тряпку половину бутыли, повязал ее на лицо.

— Входи, — Михаил отворил скрипучую дверь в барак. — Шевелись! И без глупостей!

Внутри было темно, грязно и душно. Воздух был спертым, пропитанным запахом пота и мочи. В углу, на грязных нарах, лежал человек, совсем худой.

— Васька, братец! — радостно крикнул Михаил. — К тебе