Ассасин 1: миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

— Ваш агент меня с кем-то спутал, — Крупский смотрел в глаза Зотову твердо. — Может, это он и виноват. Может, они заметили вашего агента триста двенадцать, который за ними следил. И поняли — пора сматываться.

Зотов снова сел. Закурил новую папиросу. Смотрел на Крупского долго, изучающе.

Агент двести сорок семь держался хорошо. Легенда складная. Объяснение правдоподобное. Но что-то не так. Что-то в глазах. Не страх — Зотов знал, как выглядит страх. Что-то другое.

Решимость?

— Хорошо, — наконец произнес ротмистр. — Допустим, я тебе верю. Допустим, это случайность или чужая утечка. — Он затянулся, выпустил дым. — Но знаешь что, Крупский? В нашем деле одна случайность — невезение. Две — закономерность. Третья — предательство.

— Это была первая, — ответил Крупский.

— Первая, — кивнул Зотов. — Значит, следующей не будет. Иначе мы с тобой встретимся не здесь, а в подвале на Шуха. Там, где нет окон и никто не слышит криков. Понял?

— Понял, господин ротмистр.

— Тогда иди. Продолжай работать. И чтобы результаты были. Хорошие результаты. Иначе…

Он не закончил. Не нужно было. Крупский и так все понял.

Агент встал, кивнул и вышел. Дверь тихо закрылась.

Зотов остался один. Курил, глядя в окно.

Крупский врал. Он это чувствовал. Двенадцать лет службы научили различать ложь. Не конкретные слова, а общее ощущение. Человек, который говорит правду, расслаблен. Человек, который лжет, напряжен, даже если контролирует себя.

Крупский был напряжен.

Но доказательств не было. Побег печатников легко списать на случайность или чужую утечку.

Пока.

Зотов открыл ящик стола. Достал чистый лист бумаги. Обмакнул перо в чернильницу. Написал четким, мелким почерком:

«Агент 247 — Крупский И. — под подозрением. Требуется усиленное наблюдение. Назначить агента 312 на постоянную слежку. Докладывать обо всех контактах, встречах, передвижениях».

Подписал. Поставил печать охранного отделения.

Крупский дал слабину. Один раз. Может быть, это действительно случайность. Может, нервы сдали — бывает даже у опытных агентов. Шесть лет в подполье изматывают.

Но может быть, это начало. Начало предательства. Начало двойной игры.

И если так — Павел Зотов это выяснит. Обязательно выяснит. И тогда Крупский пожалеет, что родился на свет.

Потому что подвал на Шуха был хуже любой пули. Намного хуже.

Зотов встал. Надел фуражку. Вышел из квартиры.

У него было много работы. Операции, донесения, вербовки. Империя не дремала, враги плодились как тараканы. Их нужно выявлять, арестовывать, уничтожать.

И если Крупский стал одним из этих врагов, его уничтожат тоже.

Холодно. Эффективно. Без эмоций.

Так, как Павел Зотов делал всегда.

Глава 11

Спектакль

Десять тридцать вечера, за полчаса до назначенной встречи. Я двигался вдоль покосившегося забора со стороны узкого переулка, прижимаясь к теням. Темнота была густой и благодатной, луна спряталась за плотной грядой облаков, оставляя улицы почти непроглядными. Хорошо, темнота всегда была моим союзником, с тех самых времен, когда меня научили двигаться по крепостным стенам Аламута, не издавая ни звука.

Склад на Повонзковской стоял в конце глухого тупика, массивное трехэтажное кирпичное здание с выбитыми окнами и полуоткрытыми ржавыми воротами. Заброшенное место, которое городские власти давно забыли, а местные жители обходили стороной. Идеальное место для ловушки, которую я устроил.

Я остановился у угла здания и прижался спиной к шершавой кирпичной стене, прислушаясь к тому, что происходит внутри. Вокруг стояла полная тишина, но только не в самом здании.

Где-то внутри склада раздался тихий скрежет металла по камню, потом осторожные шаги, приглушенные, словно их владелец старался не выдать своего присутствия. Жандармы уже заняли позиции внутри, как и предупреждал Крупский. Засада готова, осталось только дождаться прибытия жертв.

Я закрыл глаза на секунду и позволил воспоминаниям всплыть в сознании, выстраивая цепочку событий, приведших меня сюда.

Три дня назад все началось с той неудачной встречи в костеле Святой Анны, когда я попытался завербовать Пулавского словами, убеждением и обещаниями справедливости. Мы сидели на деревянной скамье в полутьме придела, где свечи мерцали перед потемневшими иконами, а запах ладана висел в неподвижном воздухе.

Я рассказывал ему о профессоре Жеромском, о том, что знаю имя убийцы. Это был поручик Суворина, который задушил старика в тюремной камере, замаскировав преступление под самоубийство. Я намекал Пулавскому на возможность справедливого возмездия, говорил о том, что могу помочь ему и его товарищам избежать опасностей, подстерегающих их в работе кружка.

Пулавский слушал напряженно, его глаза за круглыми очками горели в отблесках свечей, но когда я закончил, он встал со скамьи резким движением и произнес холодно и четко, что не нуждается в покровителе.

Он повернулся к выходу и не поворачиваясь, вышел. Дверь костела захлопнулась за ним с глухим звуком, эхо прокатилось под каменными сводами, и я остался один, глядя на догорающие свечи и понимая, что слова не сработали.

Пулавский был идеалистом и фанатиком идеи. Человеком, для которого высокие принципы значили больше, чем личная безопасность. Ему нужны не обещания и не красивые речи, а реальные доказательства, дела, которые покажут, что мои намерения серьезны.

Тут же, сидя в костеле, я придумал следующую операцию, которая бросит фанатика в мои сети. Нужно спасти его, чтобы он поверил. Показать, а не рассказать.

Для этого я привлек Крупского. Я встретился с ним на явочной квартире на Грохувской, в той самой, где раньше располагалась подпольная типография, которую я помог эвакуировать, срывая операцию охранки.

Мы сидели на пыльных ящиках в полутемной комнате, где пахло затхлостью и старой краской. Крупский нервно курил, одну папиросу за другой, и рассказывал, что его кураторы в охранном отделении усиливают давление, требуют результатов после провала с типографией. Операция «Губернатор» назначена на июнь, но начальство требовало промежуточных арестов, хотя бы мелких, чтобы оправдать расходы и показать эффективность агентурной работы.

Это то, что мне нужно.

Крупский сообщил, что его кураторы хотят организовать небольшую провокационную акцию, что-нибудь громкое, но относительно безопасное для охранки. Например, подтолкнуть кого-нибудь из студентов к нападению представителя власти, а потом арестовать с поличным. Классическая схема, отработанная десятки раз в разных революционных кружках.

Я велел Крупскому провести эту провокацию, но так, чтобы я мог ее сорвать в последний момент. Пусть Пулавский увидит собственными глазами опасность и то, как я его спасаю, тогда он поймет, что мои слова не были пустыми обещаниями.

Крупский побледнел, когда я объяснил план, и попытался возразить, что это слишком рискованно, что если его кураторы узнают о сливе информации, его самого отправят в тюрьму или того хуже. Но выбора у него не было, я