Ассасин 1: миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

Здание выглядело зловеще в темноте. Выбитые окна зияли черными провалами, ржавые ворота приоткрыты, словно пасть какого-то чудовища, готового проглотить неосторожных путников.

Коваль непроизвольно замедлил шаг, и Пулавский почувствовал, как собственное сердце забилось чаще.

«Что я делаю?» — внезапно мелькнула мысль. «Иду избивать человека в темном складе, словно уличный бандит. Это не то, чему учил профессор Жеромский. Он говорил о просвещении, о культурной работе, о том, что Польша возродится через образование и сохранение национальной идентичности, а не через кулачные расправы».

Но потом он вспомнил другое — последнюю встречу с учителем в тюремной камере, где старик прижимал к груди потрепанную книгу с картами Речи Посполитой и шептал про земли от Балтики до Черного моря.

Вспомнил, как через неделю пришло известие о его «самоубийстве», хотя на теле нашли следы побоев. Вспомнил поручика Суворина, который, по слухам, собственноручно задушил профессора.

И вспомнил слова Борисова в костеле три дня назад. Странные, настораживающие слова о том, что он знает имя убийцы и может помочь свершиться справедливости.

Пулавский тогда отверг это предложение. Но слова русского офицера засели занозой в душе, не давая покоя.

Что, если он говорил правду? Что, если действительно хотел помочь? Но тогда зачем? Какой смысл русскому офицеру помогать польским патриотам? Только для того, чтобы заманить в ловушку.

— Кази, идем уже, — тихо позвал Коваль, остановившийся у входа в склад. — Чего стоим?

Пулавский встряхнулся, отгоняя сомнения. Сейчас не время для философских размышлений. Они пришли сюда с определенной целью.

Припугнуть провокатора, показать ему, что предательство не остается безнаказанным. Не убить, нет, просто напугать, чтобы он ушел из подполья и перестал губить людей. Это же справедливо, разве нет?

Они вошли через приоткрытые ворота в просторный зал первого этажа.

Темнота внутри была почти непроглядной, только слабый свет луны, пробиваясь сквозь облака и разбитые окна второго этажа, бросал призрачные блики на груды ящиков и покосившиеся полки и шкафы.

Пахло сыростью, плесенью и чем-то металлическим. Пулавский остановился, давая глазам привыкнуть к мраку, и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Что-то не так в этом месте, что-то тревожное и опасное.

— Есть здесь кто? — негромко позвал он, и голос его эхом отразился от кирпичных стен. — Крупский, ты здесь?

Несколько секунд тишины, потом из центра зала послышались шаги, и оттуда вышла фигура человека. Невысокий, крепкого телосложения мужчина в рабочей одежде, руки в карманах, лицо наполовину скрыто тенью. Он остановился в нескольких шагах от них и спросил с наигранным страхом в голосе:

— Кто здесь? Что вам нужно?

Коваль шагнул назад инстинктивно, но Пулавский, наоборот, сделал шаг вперед. Сердце колотилось в груди, но он заставил себя говорить твердо и решительно, как подобает человеку, отстаивающему правое дело.

— Ты Станислав Ковальчик? Провокатор из «Друзей свободы»?

Мужчина попятился, изобразив испуг.

— Я не знаю, о чем вы… Пожалуйста, не надо! Я просто пришел по делу, меня позвали…

— Ты предал своих товарищей, — продолжал Пулавский, чувствуя, как внутри разгорается праведный гнев. — Их отправили в Сибирь из-за тебя. Ты продолжаешь работать на охранку, ищешь новые жертвы.

Он сделал еще шаг вперед, сжимая кулаки. Позади него Коваль стоял неподвижно, словно окаменев от страха или сомнения. Подставной провокатор медленно потянулся рукой к карману, и Пулавский увидел блеск металла. Кажется, это свисток.

И в этот момент сверху, откуда-то со сбоку раздался голос, который заставил его замереть на месте. Голос знакомый, спокойный и властный:

— Стойте! Это ловушка!

* * *

Крикнув студентам, чтобы они стояли и не совались в ловушку, я выскочил из темноты. Подбежал к товарищам.

Тело наполнено той холодной ясностью, которая приходит в момент действия, когда нет времени на размышления, только на движение.

Пулавский и Коваль замерли, изумленно уставились на меня. Грабовский, подставной провокатор, успел достать свисток из кармана и поднести его ко рту, но я был быстрее.

Рука метнулась к поясу, выхватила тяжелый металлический кастет, который держал там на всякий случай. Я швырнул его в провокатора одним точным движением. Металл со свистом пересек расстояние между нами и ударил Грабовского по руке, заставив вскрикнуть от боли и выронить свисток на пол.

— За мной! — крикнул я Пулавскому и Ковалю, бросаясь к ним и хватая обоих за рукава. — Быстро, через задний выход!

Пулавский дернулся, пытаясь вырваться.

— Борисов? Как вы… откуда вы здесь?

— Потом объясню! — рявкнул я. — Сейчас бежим, или нас всех отправят в Сибирь!

Из-за штабелей ящиков справа и слева выскочили темные фигуры в форменных шинелях, и чей-то громкий голос прорезал темноту с командирской властностью:

— Стоять! Полиция! Именем Его Императорского Величества, стоять на месте!

Это у нас Зотов, как я понял. Ничего, пусть кричит.

Времени на раздумья не было. Я рванулся вперед, таща за собой Пулавского и Коваля, и опять закричал во весь голос:

— Бежим! За мной!

Грянул выстрел, пуля просвистела где-то над головой и ударилась в кирпичную стену сбоку нас, высекая искры. Я бежал к боковой стене зала, где стояли полки и ящики.

На бегу толкнул ближайшее нагромождение изо всех сил. Конструкция качнулась, заскрипела и с грохотом обрушилась вперед, погребая под собой остальные ящики и шкафы и создавая барьер между нами и преследователями.

Жандармы справа бросились в сторону, спасаясь от падающих обломков, и на секунду их строй смешался. Этого достаточно.

Я рванул Пулавского и Коваля за собой, огибая кучу обломков и направляясь к задней стене, где в темноте чернел узкий пролом.

Позади раздавались крики, топот сапог, лай команд. Еще один выстрел, потом второй.

Пуля ударила в пол рядом с моей ногой, отколов кусок камня. Коваль споткнулся, чуть не упав, но я удержал его на ногах и толкнул вперед. Пулавский бежал рядом, задыхаясь и хватаясь за сползающие с носа очки.

Пролом в стене уже близко, аршинов пять, четыре, три. Я увидел трех жандармов слева,

Они пытались перехватить нас, забегая наперерез. Один поднял дубинку, замахиваясь, но я не замедлил шаги, а наоборот ускорил и на бегу ударил его плечом в грудь, сбив с ног. Жандарм полетел назад с воплем, свалив остальных.

Я уже протискивался через узкий пролом, Впереди уже лезли Коваль, за ним Пулавский. Я толкал его, чтобы ускорить.

Холодный ночной воздух ударил в лицо, когда мы выскочили наружу в узкий проход между зданиями. Позади из пролома высовывались жандармы, пытаясь протиснуться следом, но узкое отверстия замедляло их. Зотов орал команды, требуя обойти здание сбоку и отрезать нам путь к отступлению.

— Бежим! —