Шарлатан - Квинтус Номен

У нас дома я один «заморочился», только трансформатор купил не на сто двадцать семь, а на тридцать шесть вольт: такие лампочки тоже в продаже были. Денег-то мне досталось довольно много, а трансформатор стоил всего-то двадцать семь рублей. Слабенький, но мне много и не надо было: я провел освещение электрическое в свой «червяковый домик». И провел туда (за свой счет) и провода, причем из сеней, где отец мой трансформатор поставил. Причем не просто провода на столбе развесил с изоляторами из бутылочных горлышек, а повесил на трех столбах настоящий кабель, медный и в двойной изоляции! В тройной, он еще был в нитяной оплетке, пропитанной каким-то лаком (чуть ли не олифой), но я в кабеле был уверен: в магазине он обозначался как «морской». Правда, еще и как «телефонный», то есть как бы слаботочный, но две жилы сечением по четверти примерно миллиметра от лампочки в сорок ватт по идее перегореть вроде бы не должны…

А в сентябре пришло время копать картошку. Я весной во время спора с отцом себе на картофельной грядке огородил восемь кустов, и лично за ними ухаживал в целях «демонстрации результата от червяковой земли». На самом деле я все же слегка смухлевал: мало что подсыпал под кусты тот самый «биогумус», так еще и окучил картошку за лето раз наверное пять или шесть. Но все же биогумус сработал знатно: из-под «моих» кустов отец вынул картошки раза в два больше, чем из-под всех прочих. То есть и клубней получилось больше (это все же за счет окучивания, я думаю), но ведь и клубни получились гораздо крупнее!

После того, как урожай был собран, отец в задумчивости сколотил мне еще два десятка ящиков для «зверушек», а когда Алексей с Николаем вернулись из «отпуска за шерстью», они и своим детям по десятку ящиков спроворили. Правда, впрок: уже теперь все даже мои ящики в червячный домик не помещались, так что заселение новых «угодий» откладывалось до следующей весны. И тогда же мужчины решили выстроить еще один «домик», в который до сотни ящиков влезть сможет. То есть они пока лишь решили, так как по «строительству» у них на весну уже очень большие планы сформировались, да и не только у них: вся деревня готовилась к грандиозной стройке. К грандиозной перестройке, а вот что из этого получится я пока не знал. То есть пока не был уверен, что у них хоть что-то из намеченного получится, но ведь если они не попробуют, то я и не узнаю! Так что «в зимний стойловый период» я входил в состоянии напряженного ожидания. И не только я…

Глава 8

Я откровенно удивлялся деревенским мужчинам: они даже не двужильные были, а какие-то многожильные. Честно отрабатывали смену на заводе, затем чуть не бегом домой, там — после быстрого перекуса — отправлялись копать и таскать, трубы измерять и пилить, а ведь трубы-то они простой ножовкой по металлу пилили, у них вообще ничего, напоминающего болгарку, не было. А когда наступала темнота и на улице больше работать становилось невозможно, они валяли не ваньку, а валенки. А ведь это тоже та еще работенка…

Женщины тут тоже какие-то многожильные: раз у мужчин времени на какие-то дела нет, то тогда они за мужчин эти дела делают, буквально не разгибаясь. У нас в доме тетя Настя и тетя Маша теперь валенки почти по полному циклу валяли, только последняя «варка» с окраской и обработка пемзой остались их мужьям. Да и во всей деревне точно так же женщины работали.

А раз у взрослых времени по лесу шастать за грибами стало гораздо меньше, то их заменили уже дети: деревенские мальчишки и девчонки в день теперь раз по пять ходили и притаскивали полные корзины грибов. И сами же их и обрабатывали: что можно — сушили, что нужно — солили, что оставалось — готовили взрослым на обед и ужин. Но кое-что оставалось неизменным: за белым грибом Алексей все равно ходил каждое воскресенье один. Только вот чтобы меньше времени на такие походы тратить, он теперь в лес дальний на велосипеде ездил, причем с Валькой — но дочь оставлял на опушке велик караулить. А еще теперь он не один гриб приносил, много маленьких (то есть все равно больших, но не гигантских) тоже из лесу домой захватывал.

А когда в деревне все поголовно трудятся в режиме бешеных пчелок, то как-то неудобно «от коллектива отрываться», потому я тоже трудился как мог. Мог я, конечно, пока еще довольно скромно, но все же кое-что я был сделать способен! Ну и делал, открыв для себя — еще в июле — очень интересный источник для заготовок. Правда, открытие мне запомнилось надолго, мама умища, вкладываемого мне ремнем через задницу, явно не пожалела — но оно того стоило!

Вообще-то «источник» всем женщинам в деревне был знаком, но он слишком уж далеко от меня находился, аж в Павлово. А летом в Ворсме, в рамках подготовки преобразования поселка в город, вытроили настоящий гастроном, и в нем, как и полагалось для любого советского гастронома, был прилавок, за которым продавались соки в розлив. С большими стеклянными конусами с краником внизу — но, как и в павловском гастрономе, когда сок народ выпивал, там оставались пустые банки, причем трехлитровые. А так как до Ворсмы было-то недалеко…

Так что я. погрузив Марусю в тележку, пошел добывать банки. Банки в соковом отделе тетки-продавщицы продавали людям с удовольствием, ведь тогда им не приходилось заморачиваться с хранением и сдачей тары, а для меня теперь полтора рубля за банку были деньгами в общем-то небольшими. Но кроме денег в деле была ее и «транспортная проблема» — а я, похоже, не рассчитал своих «трехлетних» сил. То есть до Ворсмы-то я Марусю довез, примерно за час — и дорога мне показалась очень длинной. В гастрономе я и сам сока попил, и Марусю напоил, и даже, заплатив еще один полтинник за бутылку, ее соком наполнил «на обратную дорогу». И еще бутылочку уксуса и пакетик перца горошком взял. Вообще-то я хотел купить и пару трехлитровых банок: бабы в деревне говорили, что в магазине их с удовольствием продают чтобы не возиться с отправкой куда-то пустой посуды, но уже поя сестренку соком я сообразил, что такие банки мне просто некуда будет класть: тележка-то Марусей занята! Но мне