Бес лести предан - Элиот Лилит

Алексей отвел руку и обрушил на истошно шипящего беса серию быстрых ударов. Красная вспышка резанула глаза, а когда Алексей проморгался, от страшной твари осталось только облачко черного дыма. Он облегченно выдохнул и – похолодел. Совсем забыл про вторую!

Алексей крутанулся на каблуках. От открывшейся картины кровь застыла в жилах. Вторая птица неслась прямо на мальчика, который, позабыв о шпаге, замер, выставив перед собой кулаки. Алексей рванулся к нему, прекрасно понимая, что не успеет.

Тварь врезалась в мальчика, и ночь разорвала новая вспышка. Мальчик ударил беса – раз, другой. От каждого удара по воздуху расходились светло-золотые круги, как от брошенной в воду гальки. Еще один удар – и под тяжелым кулаком бес разошелся по швам, исторгнул клуб черного смога и был таков.

Алексей неверяще уставился на мальчишку. Тот с вызовом посмотрел в ответ. Мрачно-голубые глаза сидели глубоко под густыми бровями, светлые волосы вились неопрятными лохмами. Где же Алексей мог его видеть?

Во двор вылетел Герман со шпагой в руках.

– Да чтоб вас обоих! – он подлетел к Алексею, ткнул узловатым пальцем ему в грудь. – Ты! Попробуй в следующий раз спрыгнуть со шпиля Адмиралтейства, а то вдруг не все кости переломаешь! – с неменьшей яростью Герман повернулся к мальчишке. – А вы еще лучше! Куда, скажите на милость, смотрит ваша бабушка?

Тот разинул рот.

– Герман! Вы что здесь делаете?

– Что я здесь делаю? Это вы что здесь делаете! Один, без охраны, шастаете по гнездам демонов! И это – внук императрицы!

Алексей поперхнулся. Внук императрицы?!

Вот теперь он понял, разглядел уже ставшие знакомыми до боли черты. Мальчик невероятно походил на цесаревича.

Герман прищурился.

– Кто еще с вами?

– Да я один, – мальчик покосился на Алексея и сделал неуклюжую попытку перевести тему. – Герман, а это с вами кто? Я видел, как он…

– Да, да. Он гершварц, хотя, зная, как внимательно вы слушали мои уроки, сомневаюсь, что вам это что-то скажет.

– Но откуда?

– От батюшки вашего. Доверенное лицо.

– Подполковник Аракчеев, – быстро представился Алексей.

«Я назвал болваном сына цесаревича…»

Ничего хорошего это не сулило.

Но мальчик, к его удивлению, вытянулся и отдал честь. Это еще что? Не может же его волновать, что он ниже наоравшего на него выскочки по званию? Его, внука императрицы?

Хотя теперь Алексей припоминал, как Мария Федоровна однажды – разумеется, с материнской нежностью, – обмолвилась, что второй сын у нее малость сумасбродный. Герман подтвердил его догадку:

– Так что вы все-таки тут делаете, Константин?

Мальчик пожал плечами.

– Здесь что-то странное в округе. А тварей этих видели? Они точно с Изнанки. Но генерал Мелиссино раза три водил сюда своих ребят и ничего не нашел. А я как будто что-то и чувствую, но не могу понять, откуда. Вот и пытался найти.

– В одиночку, – уточнил Герман.

Константин покраснел.

– Генерал Мелиссино добился, чтобы нам с братом запретили бывать в этой части города – мол, слишком опасно. Но раз сам он ничего не нашел…

– То и вам бы не повредило думать, куда нос суете, – Герман потряс седой головой. – Или вы думаете, что совсем к этой погани неуязвимы? Я вам не рассказывал разве, как опасна Изнанка для Светлых?

Константин пожал плечами, явно не видя в суровой отповеди наставника ничего неподобающего.

– Да я бы не полез в разлом. Просто хотел понять… – он запнулся, вдруг оробев. – Вы скажете отцу?

– Конечно, скажу! Хотя на вашем месте я бы побеспокоился сперва, что скажет ваша бабушка, если узнает.

Константин закатил глаза.

– Да она и так вечно мной недовольна, я же не ее золотой ангелочек.

– «Золотого ангелочка» я здесь не вижу, так что вам бы не помешало у него поучиться, – Герман снова покачал головой. – Пойдемте-ка отсюда, пока со всего города демоны не слетелись.

В карете оправившийся от удивления Константин принялся разглядывать Алексея с беззастенчивым любопытством.

– Никогда не думал, что повстречаю Темного!

– Любуйтесь, пока можете, – буркнул Герман. – Ваш батюшка писал, что ко всем прочим обязанностям хочет назначить его гатчинским комендантом, так что он через пару лет помрет от переутомления, это как пить дать.

Алексей вздрогнул. Он об этом повышении слышал впервые.

Константин, неверно истолковав его оторопь, расхохотался:

– Не слушайте его, господин подполковник, Герман всегда так шутит. У Темных же сил не меньше, чем у нас, – вы и за десятерых можете работать.

«Да я всю жизнь считай что работаю за десятерых».

Но – комендант? Он? В неполные двадцать четыре? Алексей знал, что цесаревич о нем хорошего мнения, но как же приятно получить очередное подтверждение…

– За всякую силу приходится платить, – резко напомнил Герман, однако, заметив полное безразличие Константина, лишь махнул рукой. – Ну да таким, как вы, бесполезно объяснять.

Карета остановилась, не доезжая до Дворцовой площади. Провожая молодого великого князя, Герман сурово хмурился.

– Чтобы сразу во дворец! И не чудите так больше, поняли? Себя не бережете – так хоть о родителях подумайте.

– О, передавайте им от меня самый большой и любезный привет, – весело отозвался Константин, спрыгивая с подножки. Брань отлетала от него, как горох от стенки. Но когда карета покатила прочь, он на мгновение замер и снова отдал честь.

– Славный мальчик, – заметил Алексей.

– Как был буйным дурнем, так и остался, – отрезал Герман. – Все благоразумие ушло к старшему.

– Так вы и их обучали?

– Обучал. Павла Петровича к сыновьям не допускали, кто-то должен был. Свет, если не знаешь, как его контролировать, не менее опасен, чем тьма.

Алексей неверяще покосился на старика. Божественный свет и опасен? Для бесов – да, конечно, но для людей?

Герман скривился.

– А ты думал, только ночь может погубить разум? Посмотри на солнце слишком долго – и ослепнешь.

Скрип колес и стук копыт по мостовой придавали его речи странный тревожный ритм.

Алексея осенил новый вопрос:

– Если бесы сгорают в этом свете, почему они на него слетаются?

– Потому что царский огонь для них – как костер для мотыльков. Не могут они противиться этому притяжению, – черные глаза стрельнули в Алексея. – А чего я тебе объясняю? Ты сам разве не чувствуешь, как тебя тянет к свету цесаревича?

– Это же другое! – возмутился Алексей. – Я – человек, потому и…

Он осекся. Неужели и правда дело не в отчаянной мечте о чистоте и спасении? Неужели и его тяга к свету – порывы ночи у него в сердце?

Герман фыркнул.

– Да не делай ты такое лицо. Ночь и день неотделимы, и тьма со светом тоже. Без одного нет другого – их