Собиратель воды - Игорь Зыгин

Формальное приветствие завершилось, и Самира жестом пригласила гостей на ковёр. По древнему обычаю чаша с водой и солью была передана гостям первыми — символический жест, показывающий готовность делиться самым ценным. Мансур принял чашу, но прежде чем смочить губы, внимательно осмотрел её, словно оценивая качество металла. Этот маленький жест — практический, инженерный — был едва уловим, но не ускользнул от внимания Назира.

— Это, трогательно — ваша чаша с солью и водой, — произнёс Мансур с вежливой улыбкой, делая глоток и передавая чашу своим спутникам.

Аш-Шариф напрягся, но Самира легко коснулась его колена, призывая к спокойствию. Лейла, принимая чашу, чуть заметно поморщилась, словно её смутил комментарий Мансура. Тарим же, третий из гостей, принял ритуал с плохо скрываемым скептицизмом, лишь формально прикоснувшись губами к воде.

Когда все расселись, Самира первой нарушила установившуюся тишину:

— Наш искатель воды привёл нас на восток, следуя за сигналом большого источника. Теперь мы видим, что источник уже занят вашей общиной.

Мансур перевёл взгляд на Назира, изучая его с нескрываемым интересом.

— Искатель воды? — его глаза скользнули к поясу Назира, где висел компас. — Интересно. Вы сказали "искатель", словно это… волшебный дар.

В его голосе звучала лёгкая насмешка — не злая, но снисходительная, как у учителя, забавляющегося наивным суеверием ученика.

— Это не дар, — спокойно ответил Назир. — Это компас, настроенный на поиск водных источников. Инструмент, требующий знаний и навыков для использования.

— Разумеется, — кивнул Мансур, и его улыбка стала шире. — Гидросенсорный компас с кристаллическим резонатором, если не ошибаюсь. Старая технология, но эффективная при правильной калибровке. Мы нашли этот источник благодаря нашим картам и рациональным расчётам. Древние записи указывали на подземный водный резервуар в этом районе. Довольно крупный. Достаточный для поддержания небольшого поселения на постоянной основе.

Именно то, что они искали всё это время. Назир почувствовал, как внутри него всё напряглось от этих слов. Постоянный источник. Конец бесконечным скитаниям.

— Похоже, вы хорошо разбираетесь в таких вещах, — заметил Назир.

— Я инженер, — просто ответил Мансур. — Как и ты, я полагаю? — Он сделал паузу, словно оценивая что-то в Назире. — Хотя, судя по тому, как они называют тебя, ты предпочёл романтизировать свою функцию. Понимаю. В некоторых… контекстах это может быть полезно.

Назир почувствовал себя неловко, будто он ребенок, которого застукали за воровством печенья на городском базаре.

— Мы пришли с миром, — вмешалась Самира, возвращая разговор к изначальной теме. — И хотели бы знать, возможно ли… сосуществование наших общин у этого источника. Или, по крайней мере, право пользоваться им для пополнения запасов.

Мансур посмотрел на свою спутницу, Лейлу, и та едва заметно покачала головой.

— Мы ценим ваш мирный подход, — медленно произнёс он. — Но должен сказать прямо: источник едва справляется с нуждами нашей общины. — Мансур на мгновение замер, его взгляд скользнул в сторону, словно он подбирал слова. Этот момент неуверенности не ускользнул от внимания Назира. — Мы работаем над системой, которая позволит эффективнее использовать воду, но это требует времени. И места.

— Возможно, мы могли бы предложить что-то взамен? — голос Самиры был ровным, деловым. — Наши люди знают пустыню как никто другой. Умеют находить редкие растения, лекарственные травы. Мы можем помочь с охраной периметра от других племён. С торговыми связями.

Тарим, молодой капитан стражи, издал короткий, скептический звук — нечто среднее между фырканьем и смешком. Мансур бросил на него предостерегающий взгляд, но Самира уже заметила эту реакцию.

— Вы сомневаетесь в нашей полезности? — спросила она, обращаясь прямо к Тариму, и в её голосе появились стальные нотки.

— Эмоции — плохой инструмент принятия решений. Особенно в пустыне, — мягко вмешался Мансур вместо Тарима. — Просто у нас… иные методы. Мы не полагаемся на традиции или интуицию. Мы используем науку, расчёты, эксперименты. Мы строим общество, основанное на разуме, а не на древних обычаях.

Эти слова прозвучали почти как вызов — не агрессивный, но явный. Самира слегка прищурилась, и Назир почувствовал, как напряжение между двумя лидерами сгустилось, словно воздух перед грозой.

— Я вижу, — медленно произнесла она. — Значит, вы бывшие городские. Из Кафр-Зулама?

Назир впервые слышал это слово. Но увидел, что Лейла вздрогнула — очевидно, удивлённая тем, что Самира что-то знает о них. На её лице промелькнуло какое-то сложное выражение — смесь тревоги и скрытой печали. Мансур остался невозмутим.

— Да, большинство из нас, — ответил он. — Мы покинули Кафр-Зулам, когда стало ясно… — он сделал паузу, на мгновение отведя взгляд, — …что город обречён под властью жрецов и их лжи. Мы решили начать заново. Построить нечто лучшее, свободное от суеверий и тирании храма.

В этот момент маленький ребёнок — девочка лет шести из племени Самиры — подошла ближе к месту переговоров, с любопытством выглядывая из-за соседней скалы. Она не решалась подойти совсем близко, но явно заинтересовалась странными гостями.

Назир заметил, как Мансур полностью проигнорировал ребёнка, словно его не существовало. Лейла же на мгновение встретилась взглядом с девочкой и чуть улыбнулась, прежде чем вновь сосредоточиться на разговоре.

— Удивительно, как в кочевых обществах дети с малых лет вовлечены в политику, — произнёс Тарим с плохо скрываемым пренебрежением. — Хотя, возможно, это компенсирует нехватку школ.

— Мы слышали о вашем восстании, — быстро сказала Самира, игнорируя комментарий Тарима. — О разрушении храма. О смерти жрецов.

Теперь Назир внимательно следил за лицом Мансура. Бывший городской инженер не выказал ни тени раскаяния. Его глаза оставались ясными, взгляд — твёрдым. Но на долю секунды его пальцы напряглись, сжимаясь в едва заметном движении — словно отголосок какого-то внутреннего конфликта.

— Изменения никогда не даются легко, — ровно ответил он. — Мы сделали то, что должны были сделать, чтобы освободить людей от тирании лжи.

Аш-Шариф неодобрительно покачал головой. Даже среди кочевников, считающихся "дикарями" в городах, существовало уважение к храмам и священным местам.

— А что случилось с оставшимися жителями? — спросил Назир, заговорив впервые с начала встречи. — С теми, кто не пошёл за вами?

Мансур перевёл взгляд на него, и Назир почувствовал странное ощущение — словно его оценивают, взвешивают, проверяют.

— Они сделали свой выбор, — ответил Мансур после паузы. — Некоторые покинули город позже, другие остались. Наше дело было не принуждать, а показать правду. Дать возможность. Каждый человек сам решает свою судьбу.

— "Каждый сам себе бог", — тихо произнёс Назир, вспоминая фразу, услышанную от караванщиков. Кажется он начинал понимать, о чём идёт речь.

Глаза Мансура сверкнули.

— Именно так, — в его голосе промелькнуло удовлетворение. — Мы не признаём власти богов, которых никто не видел. Не подчиняемся жрецам, которые