Собиратель воды - Игорь Зыгин

Он поднял руки, словно обнимая всю площадь, и его голос зазвенел с нечеловеческой силой:

— КАЖДЫЙ ИЗ НАС — САМ СЕБЕ БОГ!

Что-то сломалось в тот момент. Словно невидимая нить, сдерживавшая людей веками, внезапно лопнула, и звон от неё разнёсся по всей вселенной.

Первый камень вылетел из глубины толпы. За ним второй, третий — целый град. Фарук смотрел, как они разбивали витражи храма, осыпая веками намоленные стены белыми шрамами. Где-то в стороне храмовых ворот взметнулось пламя — кто-то швырнул факел в деревянные двери.

Время растянулось. Крики, проклятия, треск дерева и звон разбитого стекла сливались в странную, жуткую симфонию разрушения. Фарук не мог поверить своим глазам. Этот храм был здесь, когда он сделал свои первые шаги. Этот храм должен был стоять и после его смерти. Это было немыслимо — видеть, как он горит.

Внезапно среди хаоса Фарук встретился взглядом с Мансуром. Тот стоял неподвижно среди бушующей толпы, спокойный, словно глаз бури. Его лицо, освещённое отблесками пламени, казалось вырезанным из тёмного камня — красивое, решительное и совершенно безжалостное.

«Сын тьмы», — пронеслось в голове Фарука.

В этот момент балкон под ногами Фарука содрогнулся, и он понял — пришло время уходить.

Глава 7. Место встречи

Тот, кто проснулся в зыбучих песках,

Уже не уснёт как прежде.

Тот, кто увидел мираж, превратившийся в правду,

Не сможет отличить истину от лжи.

Тот, кто напился из колодца змеи,

Будет жаждать и после смерти.

Стихи южных отшельников

Рассвет приходил медленно, как уставший путник. Первые лучи солнца с трудом пробивались сквозь пыльную дымку на горизонте. Небо на востоке постепенно светлело — из чёрного становилось сизым, затем бледно-розовым, и наконец золотистым. Ещё один день в великой пустыне.

Назир сидел на вершине небольшого бархана, наблюдая за пробуждением лагеря. Караван «Детей пустыни» — так они называли себя — раскинулся в естественной впадине между песчаными холмами. Защищённый от ветра и чужих глаз, он казался издалека просто скоплением бурых пятен на песке. Но Назир теперь знал: даже в кажущемся беспорядке шатров была своя логика, свой выверенный веками порядок.

Прошло почти полгода с тех пор, как он починил водный компас и обрёл своё место среди племени. Полгода поисков, странствий, надежд и разочарований. Они нашли множество источников — некоторые скрытые в расщелинах скал, другие погребённые под слоем песка, третьи — выдающие себя лишь тонкой струйкой, сочащейся из-под земли. Компас работал безупречно, указывая на воду там, где её не видели поколения кочевников.

Но той самой воды — постоянной, обильной, способной поддержать не временный лагерь, но настоящее поселение — они так и не нашли.

Караван за эти недели преодолел огромное расстояние — дальше на восток, чем большинство племени заходило за всю жизнь. Они пересекли Красные дюны, миновали Стеклянную равнину, обогнули Одичавшие холмы. И теперь находились на границе Соляных земель — места, где соль проступала из-под песка белыми разводами, а иногда образовывала целые гряды, ломкие и хрупкие, как старые кости.

Назир потёр глаза, ощущая в них песок. Бесконечное движение, монотонное покачивание верблюда, ежедневная сборка и разборка лагеря — всё это давно утратило романтический флёр приключения. Осталась лишь рутина, кропотливая, изматывающая работа, борьба за каждый день, за каждую каплю воды. И всё же он не жалел о своём пути. Здесь, в пустыне, он нашёл то, чего ему не хватало в храмовых лабораториях — ощущение, что его работа имеет прямой, осязаемый смысл, что она спасает жизни.

Внизу, в лагере, люди уже начали свой ежедневный ритуал. Дети разбирали шатры под присмотром стариков. Женщины готовили скудный завтрак. Мужчины снаряжали верблюдов, проверяли запасы воды, чинили сбрую. Всё это происходило почти без слов — каждый знал свою работу, своё место в этом сложном, отлаженном механизме. Как компоненты хорошо работающей машины.

Назир заметил, как сильно изменилось племя за эти месяцы. Раньше оно было подобно стае хищников — гибкой, неформальной, без чёткой структуры. Каждый делал то, что считал нужным, полагаясь больше на интуицию, чем на расчёт. Теперь же, под влиянием его инженерных подходов, они стали более организованными, методичными. Водные хранилища были усовершенствованы для минимизации испарения. Маршруты просчитывались с учётом рельефа и направления ветров. Даже шатры теперь ставились по новой схеме, позволяющей лучше использовать ограниченное пространство и тень.

«Инженер изменил пустыню, или пустыня изменила инженера?» — этот вопрос Самира задала ему однажды вечером у костра. Назир до сих пор не был уверен в ответе.

Он спустился с бархана, песок скользил под ногами, как живой. Тело уже привыкло к движению по этой зыбкой поверхности — ещё одно из множества изменений, которые претерпел сам Назир. Его кожа потемнела и загрубела. Волосы выгорели на солнце. Руки покрылись мозолями, которых не было даже в его инженерской практике. Он научился спать на твёрдом. Экономить воду. Понимать голос ветра.

Но что-то внутри него оставалось прежним — что-то, что продолжало задавать вопросы, искать закономерности, пытаться решать проблемы с помощью логики и наблюдений. Инженер в нём не умер, а просто адаптировался к новой среде.

— Вот ты где! — окликнула его Майсара, когда он спустился к подножию бархана. Её косички с металлическими украшениями тихо звенели при каждом движении. — Самира уже спрашивала о тебе. Сегодня трудный переход, нужен свежий компасный замер.

— Иду, — кивнул Назир. Майсара была самым близким ему человеком в племени. Не просто другом — проводником между двумя мирами, без которого он никогда не смог бы по-настоящему найти своё место здесь.

— Не нравится мне эта местность, — добавила она, оглядываясь по сторонам. — Слишком… тихо. Как будто пустыня задержала дыхание.

Назир тоже ощущал это — странную, настороженную тишину, нависшую над соляной равниной. Словно воздух стал плотнее, тяжелее. Даже привычный гул песка, который стал для него почти неотъемлемой частью существования, приглушился, сменившись тонким, едва уловимым свистом.

Самира ждала у своего шатра — высокая, прямая фигура, всё ещё излучающая силу несмотря на месяцы тяжелейших переходов. Рядом стоял Аш-Шариф, хмурый и настороженный, как всегда.

— На востоке что-то есть, — без предисловий сказала Самира, когда Назир подошёл. — Дым. И что-то блестящее — возможно, стекло или металл. Нужно уточнить направление.

Назир достал компас — теперь он всегда носил его в специальной кожаной сумке на поясе. Маленький инструмент стал символом его положения в племени — не вождь, не воин, но тот, кто указывает путь. Проводник. Искатель