А до смерти четыре шага - Алексей Викторович Вязовский

Ясно, в ход пошли угрозы.

– Без процентов не поверят, – усмехнулся я. – А возвращать как?

– Сразу, как отпустят Петра, я при вас сожгу расписку.

– А если не сожжете?

Меня беспокоило то, что адвокат даже не пытается присесть за стол. Все происходило очень быстро.

– Лев Аронович свидетель, – отмахнулся Полумесяцев.

– Степану Николаевичу нет смысла вас обманывать, – поддакнул Лебензон. – Он хочет все максимально быстро решить с сыном.

– А вы ничего заказать не хотите? – я увидел маячащего в дверях официанта.

Мужчины помотали головой. Надо их дальше раскачивать. Я взял перьевую ручку Полумесяцева – настоящий «Паркер» – и конечно, тут же посадил кляксу. Оторвал замаранный кусок листка, начал писать на новом. Попутно расспрашивая под запись:

– Деньги в каких купюрах?

– Червонцы.

– Отдаете в чемодане прямо?

– Потом вернете… – Адвокат покачал головой, удивляясь моей жадности. Взмах рукой, официант исчезает. Мы опять одни.

– Давайте будем считать.

Я отдал расписку в руки Полумесяцева, открыл чемоданчик. Начал пересчитывать купюры в пачках. С десяток на меня неодобрительно смотрел Ленин.

– Тут не хватает… – я протянул Степану Николаевичу одну из пачек. – Девяносто девять.

Чиновник тяжело вздохнул, кивнул Лебензону, чтобы тот сел, начал сам считать.

– Все верно, сто штук.

– Ой, извините, ошибся.

На самом деле, я, разумеется, не ошибся. Надо, чтобы Степан Николаевич оставил свои отпечатки пальцев на купюрах. Потом не отмажется.

Когда я уже заканчивал подсчет и расспросы, в зале появились новые действующие лица. Пухленькая женщина в красном сарафане, босоножках, в компании с армейским капитаном. Красавчик такой – славянский тип лица, голубоглазый. Судя по эмблеме с крылышками – летчик. И летун выглядел обалдевшим. Оно и ясно – зеркала, мрамор, официанты в белых перчатках. Ясно. Дочка генерального выгуливает кавалера.

– Несите все самое лучшее! – распорядилась Брежнева. – Черную икру, шампанское, никакого пива, слышишь, Андрей?!

Это она уже так строит своего ухажера?

– Чешский ресторан же, – оправдывался летун, рассматривая меню. – Хотя бы попробовать!

– Потом попробуешь. Без меня. Не хочу, чтобы от тебя пахло пивом!

– Да без тебя меня сюда вообще не пустят!

– Пустят, я распоряжусь. У меня тут директор знакомый – свадьбу мне тут устраивал с Кио.

Голубоглазый явно напрягся.

– Это какой Кио? Фокусник?

– Сам ты фокусник! Иллюзионист!

Мы с Полумесяцевым и Лебензоном сидели как на иголках. Вроде как все закончилось, а вроде уйти и неудобно так сразу. Надо поставить финальную точку.

Брежнева оглядела зал, свысока, словно холопам, кивнула нам. Мы синхронно кивнули в ответ.

– Итак, я подвожу итоги. У меня две недели, чтобы Петра выпустили. За это я оставляю себе сорок тысяч. Вы уничтожаете расписку.

– Все так и есть, – Полумесяцев, глядя на Брежневу, забыл про тихий голос. – Под гарантии Льва Ароновича.

Ну вот и все. Это-то точно записалось.

Глава Гостелерадио уже собрался встать, когда я постучал пальцем по груди. Дал сигнал Арапову.

И тот как ждал – сразу зашел в зал. Ну о чем я? Конечно, он ждал – сам небось сидел как на иголках. Самый главный арест в жизни – детям и внукам будет рассказывать. А может, и мемуары напишет. Если разрешат.

– Товарищи, спокойно! Это МУР, майор Арапов… – Владимир показал ксиву в зал. – Проводится специальная операция.

Я увидел, как побледнел Полумесяцев, дернулся встать, но его тут же прихватили двое оперов справа и слава. Еще двойка придавила Ароныча к стулу.

– Товарищи понятые, прошу подойти ближе. Степан Николаевич, это ваш чемоданчик?

– Нет.

– Эксперта сюда. Будем снимать отпечатки.

И понеслась. Пришел эксперт следственной группы, потом в зал зашли работники прокуратуры. Больше всех возбудилась Брежнева. Лезла везде, ахала, потом ее все-таки смог увести летеха. Так и не попробовал кавалер чешского пиваса, ну да ничего, теперь в «Праге» его точно запомнили. Как и меня. Ибо кололи мы адвоката жестко, на повышенных тонах. В той самой подсобке, где готовились к захвату. Проиграли пленочку – записалось все на ура, даже тихий голос Полумесяцева был вполне себе слышен, давили как могли. Хорошего следователя не было – два плохих. Я и Арапов.

Сначала Лебензон держался хорошо. Только вытирал пот со лба платком, ныл про свой адвокатский статус. Ученый гад. Пришлось разыграть с Аронычем театральную мизансцену. Ту самую, которую я обещал операм.

Арапов ушел к Полумесяцеву в соседнюю подсобку, я уселся на стул, начал, обжигаясь, пить горячий кофе, который принес мне в дрожащих руках официант.

– Сольет тебя Степан Николаевич, как пить дать сольет. – Я добавил в кофе сахара, помешал ложкой, дуя. – Санкцию на ваш арест давал лично Брежнев…

В этом месте Лебензон совсем сник.

– …кто-то должен сесть. По 174-й статье… – Арапов мне перед операцией показал Уголовный кодекс. – Разброс большой. От трех до семи. Как думаешь, у кого будет сколько? Принимаю ваши ставки.

– По 174-й, – возразил мне адвокат, – лицо, давшее взятку, освобождается от уголовной ответственности, если в отношении его имело место вымогательство!

– Ты же пленку слышал? – удивился я. – Сами придумали схему с распиской, сами принесли деньги, на них ваши отпечатки, какое вымогательство?!

– Вы вообще свидетель по делу и не имеете права вести допрос!

– А тебе еще и пункт первый УК светит, – проигнорировал я Лебензона. – Посредничество при даче взятке. С использованием служебного положения! От семи до пятнадцати. С конфискацией. Небось, немало нажил, Лев Ароныч, а?

– Прошу обращаться ко мне на «вы»! – А голосок-то дрогнул! Сник адвокатишка.

– Вот и посиди, подумай, сколько тебе даст судья по совокупности. Двадцатку даст, как думаешь?

Лебензон молчал.

– Я думаю, даст. Как они там говорят? Путем частичного сложения?

– Да нет тут никакого сложения!! Что за юридическая безграмотность?

– Это ты про советские суды? – я ткнул пальцем в синий галстук адвоката. – А про дело валютчика Рокотова слышал? Вижу по глазам, что слышал. Его вообще задним числом расстреляли. По третьему пересмотру дела!

Об этой истории в Комитете много судачили. Рокотова в свое время как раз брала «семерка» – он много пасся возле интересных иностранцев, на него составили досье. Ну и судьба у него сложилась печально. Хрущев ездил в Берлин, где во время встречи с немецким представителем ему заявили, что такого страшного черного рынка, как в Москве, нет нигде в мире. Привели примеры, даже озвучили фамилии. Никитка примчался домой, начал орать на Политбюро, дескать, это правда, что в Союзе есть подпольные миллионеры? А Рокотова к тому времени уже приняли, осудили и он тянул восьмерик. Срочно приняли новый указ об усилении чего-то там и все, намазали миллионщику лоб зеленкой. Главный закон страны, как нам объясняли не раз – воля партии. А кто рулит партией? Политбюро.

– Вот и думай, во сколько лет ты выйдешь из тюряги. Тебе