Жизнь в режиме отладки - Гизум Герко

Я глубоко вздохнул, собрался с духом и направился к столу «Толика». Пора было переходить от теории к практике, то есть — к общению с живыми носителями знаний НИИ НАЧЯ.

* * *

Я подошел к столу Анатолия Борисовича, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не спугнуть его творческое вдохновение. Он сидел, сгорбившись над монитором, и его пальцы с невероятной скоростью порхали по клавиатуре. На экране мелькали строки кода на каком-то языке, который я даже не сразу смог идентифицировать — что-то очень старое, явно не какой-то диалект SQL, скорее что-то из области Clipper или FoxPro, судя по характерному синтаксису. Казалось, он был полностью погружен в свою работу и не замечал ничего вокруг.

— Э-э-э… Анатолий Борисович, — я кашлянул, чтобы привлечь его внимание. — Извините, что отвлекаю. У меня тут возникло несколько вопросов по данным, которые мне дал Игорь Валентинович. Не могли бы вы немного помочь разобраться?

Он не сразу отреагировал. Какое-то время еще продолжал стучать по клавишам, потом резко остановился, откинулся на спинку стула и, не поворачивая головы, буркнул:

— Ну, что там у тебя еще, теоретик? Опять интеграл не сходится или матрица не инвертируется?

Его голос был таким же ворчливым, как и вчера, но я уловил в нем какую-то скрытую нотку… если не добродушия, то, по крайней мере, профессионального любопытства.

— Да нет, с интегралами пока все в порядке, — я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее. — У меня вопросы по некоторым параметрам в файлах. Вот, например, «Уровень эфирной напряженности» или «Частота микропроколов подпространства». Я, если честно, не очень понимаю, что это такое. В документации, которую мне дал Игорь Валентинович, подробного описания этих величин нет.

Анатолий Борисович хмыкнул и, наконец, повернулся ко мне. На его лице было написано все то же выражение скепсиса, смешанного с легким раздражением.

— Молодежь… — проворчал он, качая головой. — Совсем обленилась. Документацию читать не хочет. Все им на блюдечке подавай, да еще и разжевывай. Раньше мы, бывало, месяцами сидели над какими-нибудь логами с самописцев, пытались хоть что-то понять, а теперь…

Он не договорил, махнул рукой и снова уставился в свой монитор, как будто собирался продолжить прерванное священнодействие. Я уже было подумал, что разговор на этом и закончится, но потом он, видимо, немного смягчился — или просто решил блеснуть своей эрудицией перед «молодым теоретиком».

— Ладно, — сказал он, не отрываясь от экрана, где продолжали мелькать загадочные строки. — Слушай меня, раз уж сам догадаться не можешь. Эфир этот ваш… ну, это, грубо говоря, такая штука, из которой тут, по мнению некоторых наших… особо продвинутых теоретиков… все состоит. Вроде как первоматерия, понимаешь? Или не понимаешь? Ну, неважно. Главное, что она, эта «первоматерия», иногда «напрягается». Вот эту «напряженность» датчики и меряют. В «условных единицах», естественно, потому что никто толком не знает, в чем ее еще можно измерять.

Он сделал паузу, как бы давая мне время переварить эту «простую» информацию. Я молчал, пытаясь уложить в голове концепцию «первоматерии, которая напрягается». Звучало это, мягко говоря, не очень научно.

— А «проколы подпространства»? — осторожно спросил я, боясь спугнуть его внезапное желание делиться знаниями.

— А проколы — это, считай, дырки в этом самом эфире, — продолжал Анатолий Борисович тем же тоном, каким обычно рассказывают детям сказки про Бабу-Ягу. — Бывают такие… ну, как бы это сказать… локальные нарушения его целостности. Как будто кто-то иголкой ткнул в пузырь. Вот эти «дырки» и есть «проколы». Иногда они маленькие, микроскопические, а иногда — ого-го какие! Но это уже не твоя забота. Твои данные, скорее всего, как раз по этим «микропроколам». Их частоту, значит, и фиксируют. Сколько раз в секунду этот эфир «продырявился» в данном конкретном месте. Понял что-нибудь? Или все равно темный лес?

Я кивнул, хотя «темный лес» в моей голове, кажется, стал еще гуще. Информация, которую он мне дал, была крайне скудной и какой-то… метафорической. «Дырки в эфире», «первоматерия, которая напрягается»… Это больше походило на объяснение для ребенка, чем на научное определение. Но при этом я уловил в его голосе еще одну важную нотку — нотку застарелого, глубоко укоренившегося скепсиса по поводу точности всех этих измерений и, возможно, по поводу самих этих концепций. Он говорил об этом так, как будто пересказывал чьи-то чужие, не слишком убедительные для него самого теории.

— В общем, Алексей, — подытожил Анатолий Борисович, снова поворачиваясь к своей клавиатуре, — не забивай себе голову всякой метафизикой. Твое дело — цифры анализировать. А что там за этими цифрами стоит — это пусть теоретики наши разбираются. У них на это времени много. А у нас — работа.

И он снова погрузился в свой загадочный код, давая понять, что аудиенция окончена.

Я поблагодарил его и вернулся на свое место. Информации было мало, очень мало. Но кое-что я все-таки понял. Во-первых, терминология здесь действительно была… специфической. И, во-вторых, похоже, даже внутри НИИ НАЧЯ не было единого мнения по поводу природы изучаемых явлений. По крайней мере, «старая гвардия» в лице Анатолия Борисовича явно относилась ко всем этим «эфирам» и «проколам» с изрядной долей иронии.

Это делало мою задачу еще сложнее, но и… еще интереснее.

Нужно было искать другие источники информации. Или пытаться понять все самому, на основе тех обрывочных сведений, которые удалось получить.

Глава 10

Обед

Пока я думал, к кому дальше обратится, в кабинете СИАП наметилось некоторое оживление.

Анатолий с характерным кряхтением поднялся из-за своего стола, потянулся так, что хрустнули кости, и громко объявил:

— Ну что, коллеги, не пора ли нам подкрепиться? А то на голодный желудок ни одна база данных не поднимется, и ни один интерфейс не нарисуется.

Степан Игнатьевич, как по команде, отложил свои распечатки и тоже начал собираться.

— Давно пора, давно пора, — поддержал он. — А то я уже начинаю путать биты с байтами, а пиксели — с вокселями. Это верный признак того, что организму требуется пополнение энергетических запасов.

Они оба посмотрели на Людмилу Аркадьевну, которая, казалось, и не заметила этого призыва.

— Людмила Аркадьевна, вы с нами? Или сегодня снова «работа не ждет»? — с легкой иронией спросил Анатолий Борисович.

Она оторвалась от своих бумаг и вздохнула.

—