Ленька-карьерист - Виктор Коллингвуд

с первого раза запалил спичку, судорожно затянулся. — Если денег не отдам, так он натравит этих бандитов уже на меня. Сказал, что они из меня этот долг выбьют. У них это запросто!

Глубоко затянувшись, он выпустил в комнату целое облако дыма, и с отчаянной, жалкой надеждой уставился на меня.

— Слушай, Лёньк, помоги, а? У меня же таких денег нет и в жизни не будет! Что мне делать? В милицию идти? Так этот Фима — сам жулик, у него вся лавка на скупке краденого построена. Он же меня и сдаст, скажет, я его подельник, что я ему краденое сбывать носил!

Я слушал его сбивчивый, испуганный рассказ, и во мне боролись два чувства. С одной стороны, жалость. Парень, по сути, сам был виноват, влез в это болото по своей глупости. Но теперь попал в серьезную переделку, из которой ему было не выбраться. С другой — холодный, циничный расчет.

— Семен, ну а от меня-то ты чего хочешь?

— Так это, Лёнь… У тебя же в СКБ деньги есть, в кассе, так ведь? Дай перехватиться!

Мысленно я снова присвистнул. Нифига себе у него заявочки!

— Шутишь? Это не мои деньги, это кооперативные. Да ты и сам только что сказал, что такой суммы у тебя в ближайшее время не будет. И как я тебе их дам?

Тут Сенька совсем сник.

— Слушай, Леньк, ну у меня край. Хоть в петлю лезь! Ты же знаешь — даже если просто все узнают про это дело, меня из комсомола вышибут «на раз». Выручи, а?

Тяжело вздохнув, я хлопнул ладонью по столу. Конечно, у меня и самого забот полон рот, но парню надо помочь, а то реально наделает глупостей. Понятное дело, искоренить преступность невозможно. Гражданская война, а за ней и НЭП породили не только кооператоров и торговцев, но и целую армию жуликов, бандитов, спекулянтов всех мастей, которые, как плесень, прорастали в теневых сторонах советской жизни. Бороться с ними, в общем то бессмысленно. Но вот прижать конкретную банду, и, что немаловажно, завести на этом деле полезные знакомства в московской милиции и ОГПУ — это была уже совсем другая, интересная и перспективная задача.

— Ладно, Сенька, не дрейфь, — сказал я, стараясь чтобы мой голос звучал уверенно и спокойно. — Рассказывай все по порядку. Как найти этого «ювелира»? Может, и решим твою проблему. Да и с ним «решим» заодно.

— Ну что, Лёньк, дашь мне денег-то? — с надеждой спросил он.

— Не-не-не! — усмехнулся я. — Нет, Сенька. Платить бандитам — это последнее дело. Сегодня заплатишь — завтра они придут снова, за большим. Мы поступим иначе. Возьмём их на живца!

— Это как это?

— А вот так, — ответил я. — Возьмем за жабры и этого твоего «ювелира», и его дружков-бандитов. А «живцом», друг мой, будешь у нас ты.

Сенька побледнел еще больше.

— Живцом? Лень, ты что! Они же меня убьют!

— Не убьют, если все сделать правильно, — сказал я. — Слушай сюда. Ты пойдешь к этому своему Фиме. Скажешь, что денег у тебя нет, но ты можешь достать. Скажешь, что у тебя есть выход на одного студента, который балуется скупкой… ну, скажем, икон или старинного серебра. И что этот студент готов купить что-нибудь ценное, если цена будет хорошей.

— А дальше?

— А дальше ты приведешь его ко мне на встречу. А там это уже будет наша забота!

Сенька смотрел на меня с ужасом.

— Слушай, а если… а если они меня раскусят? Ну, поймут, что это ловушка? Или потом, когда все вскроется, меня самого в тюрьму посадят? За связь с бандитами?

— Послушай меня, Сенька, — я положил ему руку на плечо. — Давай разберемся. Занимать деньги и не отдавать — это, конечно, нехорошо. Но шантажировать человека, угрожать ему бандитами — это уже уголовное преступление. Так что в этой истории ты — не преступник, а жертва. Понимаешь?

Он неуверенно кивнул.

— Максимум, что тебе грозит — это выговор по комсомольской линии. За то, что связался с нэпманским отребьем. Мы соберем собрание, ты на нем покаешься. Скажешь, что был молод, глуп, поддался соблазнам. А потом, благодаря коллективу, встал на путь исправления. Ребята тебя знают, видят, что ты изменился за последний год. Простят. Пожурят для порядка, и все. А если повернуть дело правильно — так и вообще, благодарность получишь за разоблачение банды. А вот если ты сейчас струсишь, пойдешь на поводу у этих жуликов — вот тогда у тебя действительно будут ба-альшие проблемы! И не только с бандитами, но и с милицией.

Мои слова подействовали. Сенька немного воспрял, в глазах его страх сменился надеждой.

— Ты… ты думаешь, получится? — робко спросил он он.

— Получится, — твердо сказал я. — Если ты не струсишь.

— А ты поможешь?

— Помогу, — кивнул я. — И не только я. Мы подключим к этому делу и комсомольскую ячейку из наших, проверенных ребят, и партком. Так что, Сенька, — сказал я, вставая, — выбор за тобой. Либо ты и дальше будешь трястись от страха и ждать, когда тебе прилетит перо в бок, либо ты возьмешься за ум, и навсегда решишь эту проблему.

Он долго молчал, глядя в пол. Потом поднял на меня загоревшиеся решимостью глаза.

— Я согласен. Что мне делать?

Я усмехнулся.

— Для начала — выпей чаю и успокойся. А завтра утром мы с тобой пойдем в милицию.

Сенька заночевал у меня в комнате на полу. Утром мы действительно пошли, но не в милицию, а для начала к Бочарову. Я на своем опыте убедился, что у парторга были некоторые связи и на Лубянке, и на Петровке. Парторг отнесся к делу со всем вниманием.

— Да, парень, наворотил ты делов! — выслушав нас, заявил он понурому Сеньке. — Ну ничего, не дрейфь, парень — комсомол и партия тебя не оставит! Сейчас переговорю с товарищем Звонаревым — это начальник 2-го отдела МУР. Зина! Зина!

Вызвав секретаршу, он приказал ей дозвониться на Петровку. Вскоре она доложила, что «Звонарев на проводе». Парторг поднял трубку телефона и, приосанившись, произнес:

— Аркадий Петрович! Бочаров говорит. Как сам? Отлично! Слушай, у меня тут пара студентов жалуется — нэпманы их ущемляют. Да, да, с криминалом. Разберешься? Ну, я их к тебе шлю.

Повесив