Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

новые курганы, другие тащили издалека каменные блоки, а третьи трудились близ множества мелких рек, текущих сквозь город курганов к озеру. Они сооружали дамбы или рыли обводные каналы.

На противоположном берегу речного эстуария, напротив машин, виднелись фигурки людей, которые работали в полях, разделенных на аккуратные грядки.

Радзутана наклонился поближе, чтобы рассмотреть нарисованные поля, и, что-то бормоча, стал делать пометки угольным стилусом на куске свернутой в свиток коры.

– Они были земледельцами! – воскликнул Танто. – Как мама и люди из Дара!

По-прежнему не говоря ни слова, Сатаари подвела их к следующей, восточной стене палаты.

Сцена снова переменилась. Среди заброшенных полей и пустых загонов валялось множество человеческих скелетов. В море не было больше ни рыбы, ни птиц, ни кораблей; орошающие землю реки тоже исчезли. Подобные башням машины, перемещавшие на предыдущей картине землю и воду, валялись среди курганов, разломанные на куски. Яркое солнце горело на лишенном облаков небе.

Внизу фрески были изображены два больших отряда, сошедшихся в жестокой битве. Гаринафины в небе плевались друг в друга огнем, а воины на земле сражались в тесном строю при помощи пращей, палиц, топоров и копий. У них за спинами небольшая группа людей карабкалась на курганы, таща сосуды и носилки с наваленным на них добром. На спинах они несли скелеты.

– Конец Пятой эпохи, – прошептал Радзутана.

Сатаари никак на это не откликнулась.

Наконец они подошли к южной стене. На этот раз на картине был изображен центр города, в самой середине которого виднелся огромный, намного больше всех прочих, курган. На вершине его отряд воинов собрался вокруг вождя, нарисованного с таким искусством, что он казался живым. Лицо его было перекошено от страха, он с мольбой протягивал руки к зрителям.

У подножия кургана вилась длинная цепь людей: начинаясь от основания земляного сооружения, она уходила куда-то далеко прочь, за пределы картины. Люди передавали из рук в руки большие сосуды, а стоявшие у самого основания холма выливали их содержимое на землю. Что это могло быть? Вода? Кровь? Кьоффир в качестве подношения богам?

На переднем плане была изображена длинная процессия, направляющаяся к Великому кургану: люди, быки, овцы, собаки… Люди тащили на спинах тяжелые тюки, но оружия у них в руках не было. Во главе процессии виднелись большие погребальные носилки, на них возлежал, сложив руки на груди, одетый как вождь мужчина. Эта фигура тоже была прописана очень тщательно.

Над процессией кружило множество гаринафинов, явно выполнявших роль почетного караула.

– Курганы строились не как дома мертвых, – проговорил Радзутана. – Некогда тут был самый обычный город. Курганы служили дворцами, храмами, жилищами. Здешние обитатели пасли скот и возделывали поля, ловили рыбу в огромном озере с пресной водой.

И опять Сатаари ничего не сказала.

– Было ли это порабощением земли? – спросил Танто.

Женщина по-прежнему молчала.

– Эй, с тобой все хорошо? – осведомился Радзутана, ласково положив руку ей на плечо.

Выведенная из задумчивости, шаманка кивнула – медленно, словно бы все еще была погружена в грезы.

– Я… просто мне никогда прежде не доводилось бывать в месте, где так тихо, – хрипло промолвила она.

– Мы с Танто можем пошуметь, если хочешь, – предложил Радзутана, усмехнувшись.

Сатаари досадливо тряхнула головой:

– Ты не понимаешь. Когда я там, снаружи, боги всегда говорят со мной, даже если я не понимаю их голосов: ветер стонет над степью, птицы чирикают в кустах и в гнездах среди кактусов, мыши шуршат под землей, звезды перемаргиваются под свою безмолвную музыку… Но здесь я совсем ничего этого не слышу.

Радзутана и Танто переглянулись.

– Ты ощущаешь присутствие зла? – осторожно поинтересовался ученый.

– Нет… Скорее уж, похоже, что боги, из страха или из уважения, держатся поодаль от этих мест… Они как будто не хотят направлять нас, как если бы мы воистину были сами по себе.

Оба собеседника Сатаари молчали – не знали, что на это сказать.

Наконец шаманка тряхнула головой, словно бы сбрасывая некий невидимый груз, и опустилась на колени. Основание стены, освещенное теперь факелом, оказалось не просто сделанным из голого камня. Танто и Радзутана тоже склонились, чтобы повнимательнее его осмотреть.

Внизу вдоль стен зала повсюду были закреплены полосы тонкого, как пленка, материала. Он напомнил Радзутане гибкий, почти прозрачный пергамент, который Адьулек и Сатаари использовали для голосовых картин во время Праздника зимы. Но вместо буйства цветов и прихотливых узоров, запечатлевающих движения танцовщиц и издаваемую барабанами музыку, эти полосы покрывал однотонный слой матовой дымчато-серой краски. По этому безликому фону шла одинокая тонкая бороздка, похожая на русло неспешной реки, что несет свои воды по пустынной равнине, или на след заплутавшего путника, пересекающего нетронутое море травы.

Это абстрактное изображение казалось одновременно бессмысленным и полным значения.

– Что это за материал? – осведомился Радзутана с благоговением. – Очень похоже на бумагу.

– Это оболочка желудка гаринафина, – пояснила Сатаари каким-то отстраненным тоном. – Она очень тонкая, но прочная – если правильно ее обработать, выдерживает многие поколения зим.

Заинтригованный, Танто ткнул в картину пальцем.

– Нет! – выкрикнул Радзутана, и Танто отпрянул.

Но было поздно, палец мальчика уже коснулся полосы. Ученый поморщился, опасаясь, что хрупкие линии окажутся повреждены.

Но они сохранились. Слой прозрачного лака покрывал изображение и защищал его от воздействия стихии, в точности как клей, который использовала Адьулек для сохранения голосовых картин.

– Это духовный портрет, – вымолвила Сатаари сдавленным голосом. – Может, в этой погребальной камере их несколько, – добавила она, бросив взгляд на скелеты. – Мне никогда не доводилось видеть такого старинного, но, полагаю, и прежде все делалось точно так же. Эти портреты снимают с великих воинов прямо перед смертью, с целью поймать дыхание жизни, запечатлеть поток их духа.

– Поймать дыхание жизни… Запечатлеть поток духа… Но каким же образом? – заинтересовался Радзутана. – Подобно голосовым картинам?

Сатаари покачала головой:

– Таинства наши могут быть показаны только детям Афир.

– Но я – агон. Я почитаю наших богов и боюсь их, – заявил Танто.

Сатаари ласково посмотрела на мальчика:

– При всей своей храбрости, милый, ты пока еще не воин. Только пролив первую кровь, ты будешь посвящен в самые сокровенные из таинств. Не тревожьте эти священные портреты. Смотрите, но не трогайте.

– А истории, рассказанные на этих картинах, согласуются с известным тебе преданием? – спросил Радзутана.

– Здесь по-прежнему слишком тихо, – ответила Сатаари после долгой паузы. Выражение лица у нее было встревоженное, как если бы она не вполне могла поверить в некое видение, доступное только ее глазам.

Радзутана не понимал странного поведения шаманки. Он был готов побиться об заклад, что две тщательно выписанные фигуры на рисунках – это изображения