Пионер. Том III - Клим Ветров

— Думаю, с основным источником беспокойства мы разобрались, — голос Михи, хриплый, как скрип несмазанной двери, разрезал гнетущую тишину. Он обвёл взглядом собравшихся — мрачные, усталые, озлобленные лица. Отблеск фонаря скользнул по влажному лбу Яши, по холодным глазам того, кого звали Николай. — Осталась мелочь. Предлагаю эту парочку вздернуть перед администрацией. На столбе. Авось предупреждение остальной шушере будет… чтоб знали, у нас не шутят.

Слова повисли в спертом воздухе. «Вздернуть». Просто так. Двух пацанов. За картошку и тумак старику. В голове стукнуло, — рациональная часть, та, что цеплялась за призрачную надежду на возвращение закона, протестовала.

Яша-Боян, не меняя выражения своего каменного лица, молча взял кусок ржавой арматуры, торчавший из груды хлама. Мускулы на его предплечьях вздулись, как канаты, когда он начал сгибать толстый прут. Металл скрипел, протестуя, но медленно сдавался, образуя уродливый, тупой узел. Звук был жутким в этой тишине. Он бросил скрученную арматуру к ногам пацанов с глухим стуком. Молчаливое «за».

Идея Михи казалась простой и эффективной в этой кровавой круговерти. Устрашить. Показать силу. Но картинка будущего не давала покоя: повешенные подростки, раскачивающиеся на фонарях напротив администрации. И потом… Даже отбросив моральные принципы, если когда-нибудь наступит порядок? Когда вернутся судьи, прокуроры? Мы все станем преступниками. Убийцами детей. Даже если они стервецы.

— Я за, — прогудел Яша, подтверждая своё молчаливое согласие. Его маленькие, глубоко посаженные глаза были спокойны.

— Соглашусь. — добавил Слава-солдат.

Иван, Гусь и остальные промолчали, но и не высказались против.

Моё горло пересохло. Голос прозвучал чужим, но твердым:

— Идея неплохая… как тактический ход. Но подумайте. Если ситуация всё же нормализуется? Если вернется власть, милиция, прокуратура? За самосуд, за линчевание, да ещё и несовершеннолетних… Это не условный срок. Это расстрельная статья. Или пожизненное. Мы все окажемся на нарах. Или на той же виселице.

— А что нам? Скольких мы уже на тот свет спровадили? — возразил кто-то.

— Много, но не детей. — парировал я.

На складе стало ещё тише. Только тяжелое дыхание, да где-то капала вода, отсчитывая секунды. Взгляды обратились на меня — кто-то с недоумением, кто-то с раздражением. Но самый тяжелый, холодный взгляд принадлежал тому, кто встретил нас с Гусем у входа. Николай. Там особо не рассматривал его, но здесь, в мерцающем свете, разглядел. Лет тридцать. Тело не качка-бодибилдера, а именно бойца — плотные, рельефные мышцы без лишнего объема. Лицо — скулы, резко очерченный подбородок, коротко стриженные волосы. Ни капли злобы. Только ледяное презрение. К пацанам? Ко мне? Ко всему этому бардаку?

— Большинство за, — произнёс он холодно, отчеканивая каждое слово. Голос низкий, ровный, без эмоций. Он даже не смотрел на пацанов. Его взгляд был прикован ко мне, словно я был единственным препятствием в этом простом, жестоком плане.

— А я против, — повторил я, стараясь сохранить спокойствие, но чувствуя, как адреналин начинает подкатывать к горлу. — Поэтому нет. Мы так не поступим. Это уже за чертой.

Николай сделал полшага вперед. Тень от фонаря легла на его лицо, сделав взгляд ещё глубже, ещё холоднее.

— Ты плохо слышишь? — его голос повысился не на много, но в нём появилась стальная жила. — Я сказал: большинство — ЗА!'

Его товарищ, коренастый парень в пальто, стоявший чуть позади, поддержал, выкрикнув:

— Именно! Решено!

Николай не сводил с меня глаз. Его плечи слегка развернулись, левая нога чуть вышла вперед. Корпус подался. Боевая стойка. Боксер. Бывший, наверняка, но не забывший. Я почувствовал, как собственные мышцы автоматически напряглись, ноги нашли устойчивое положение. Он сильнее. Физически мощнее. Видно по корпусу, по шее. Но… тяжелый. Мощные удары, но медленный? Или техничный? Времени на анализ не было.

— Значит, ты против большинства? — Николай бросил это как вызов. Его кулаки не сжались, но пальцы были напряжены. Он ждал моего движения. Ждал повода.

— Я против убийства детей, — четко ответил я. — Даже таких.

Это было всё, что ему нужно. Мгновение — и он ринулся. Не дикий махач, а чёткий, мощный шаг вперед с левой ноги и размашистый, сокрушительный правый кросс. Удар шел от бедра, с разворотом корпуса. Богатырь. Мощь, а не скорость. Но я уже не стоял на месте. Ушел корпусом чуть назад и влево, пропуская кулак в сантиметре от подбородка. Воздух свистнул. Я почувствовал ветер удара на щеке.

Он ожидает контратаку? Или продолжит давить? Николай не остановился. Его левая рука тут же выстрелила джебом — быстрым, хлестким, прицельным в голову. Я пригнулся, почувствовав, как кулак прошелся над макушкой, и тут же рванулся внутрь, под его атакующие руки. Не дать ему размахнуться! Мой левый апперкот снизу, целясь под ребра, в солнечное сплетение. Удар был резким, коротким. Попал! Но не так сильно, как хотелось. Николай лишь крякнул, согнулся чуть, но не потерял равновесия. Его правая рука, как молот, опустилась сверху, пытаясь сломать мне ключицу или попасть по затылку. Я рванулся в сторону, уходя от удара, и почувствовал, как его кулак скользнул по плечу. Больно. Силен.

Он развернулся ко мне, дыхание ровное, но в глазах появилась искра злости. Он не ожидал, что попаду. И что не сломаюсь. Он снова пошел вперед, работая джебом, как шилом, пытаясь найти брешь. Я парировал предплечьем, уклонялся, чувствуя, как свинцовая тяжесть его ударов отдается по рукам. Устану первым, если так продолжится. Он загнал меня к стене, к груде покрытых пылью бочек. Запах спирта и металла ударил в нос. Николай увидел это, в его взгляде мелькнуло что-то хищное. Он сделал обманное движение левым плечом, имитируя джеб, и тут же вложил всю мощь в правый хук снизу-вверх — удар в печень, смертельный для неподготовленного.

Я не стал уходить назад, в бочки. Рванулся навстречу, в его мертвую зону, прямо под бьющую руку. Его кулак пролетел мимо, задев борт бочки с глухим лязгом. В то же мгновение мой правый боковой со всего размаху врезался ему в висок. Точка! Раздался глухой, костный стук. Николай ахнул, его голову резко качнуло в сторону. Он зашатался, глаза потеряли фокус. Есть!

Но он не упал. Инстинкт, звериная воля удержали его на ногах. Он отшатнулся, потирая висок, смотря на меня сквозь пелену боли и ярости. Крепкий череп. Кровь тонкой струйкой потекла из надреза над скулой, где лопнула кожа. Его товарищ дернулся было вперёд, но Яша-Боян, неожиданно, тяжело положил ему руку на плечо.

— Не лезь. — Коротко, без интонации. Тот замер.

Николай тряхнул головой, сбрасывая звездочки. Я не дал ему опомниться. Зная, что он сейчас уязвим, я пошел в атаку. Не размашисто, не