Убей тамплиера - Александр Васильевич Чернобровкин

На четвертый день наша армия стояла под стенами Акры. Это второй, а в чем-то и первый город Иерусалимского королевства; это ближайший порт от Дамаска; это торговые ворота в Аравию и Месопотамию; это такой источник доходов, о каком может мечтать любой правитель. Командовал гарнизоном сенешаль королевства Жослен де Куртене, мой дальний родственник по жене в бытность князем Путивльским. За высокими и крепкими стенами можно было бы даже с маленьким гарнизоном и помощью горожан просидеть пару месяцев, но ясно было, что так быстро помощь не придет, а в случае захвата города штурмом пощады не будет никому. Сенешаль прислал посла к султану с предложением сдать город в обмен на свободный выход жителей с имуществом. Это обычная сейчас практика. Сдаетесь без боя — идите, куда хотите. Первый штурм — опция исчезает. День переговоров — и десятого июля, через шесть дней после победы у Рогов открылись все городские ворота, и жители, нагруженные барахлом, начали уходить кто на север, кто на юг. Это не считая тех, кто уплыл на кораблях, стоявших в порту.

Я не знал, в городе Арлета де Бодемон или нет. Она могла после смерти мужа еще раз выйти замуж и переехать в другой город или вовсе уплыть в Европу. Поэтому возле самых северных Госпитальных ворот, от которых начиналась дорога на Тир, бывший Сор, поставил Чори, который видел ее, узнает, а сам расположился возле Генуэзских, от которых уходила дорога на Хайфу. Ждали мы напрасно. Я подумал, что уплыла на корабле. Когда поток схлынул, заехал в Акру, чтобы посетить, так сказать, места боевой славы и разузнать об Арлете де Бодемон.

Ворота ее дома были нараспашку. Посреди двора сложены узлы и набитые с верхом корзины. Из дома, где раздавались истеричные женские голоса, вышла пожилая служанка с очередной порцией барахла. Увидев въезжающего всадника, вскрикнула, уронила ношу и забежала внутрь. В доме стало тихо. Представляю, что сейчас творится в женских головах, способных плодить страхи на ровном месте, а уж в сложной ситуации…

— Эй, кто-нибудь выйдите во двор! Надо поговорить! — позвал я, слезая с коня и привязывая его к коновязи — одному из трех железных колец, закрепленных в стене конюшни возле того места, где по ночам спал сторож.

Вышел Шимун, смуглая кожа которого посветлела от страха. С перепугу не сразу узнал меня, поздоровался на арабском.

— Переводчиком заделался⁈ — насмешливо поинтересовался я на арамейском языке, после чего спросил: — Куда госпожа уехала?

— Ой, сеньор, это вы⁈ Не узнал вас! — воскликнул он, перейдя от радости на французский язык, и заорал восторженно: — Госпожа, ваш сеньор приехал!

За девять лет, что мы не виделись, Арлет де Бодемон немного пополнела, но все еще красива, даже несмотря на то, что светлые волосы были гладко зачесаны и связаны сзади в пучок. На ней нижняя белая туника с длинными узкими рукавами и сверху вторая, скромная, темно-серая, более короткая и с рукавами до локтя. На ногах кожаные туфельки темно-красного цвета, наверное, самые дешевые из ее гардероба. Момент узнавания и слезотечения у нее случились одновременно. Громко всхлипнув, она метнулась ко мне, повисла на шее, громко зарыдав. Ее теплое мягкое тело подрагивало в моих объятиях, вызвав прямо таки патологическое влечение. Я готов был овладеть ею прямо во дворе и стоя.

Арлета почувствовала мое желание и забормотала, обдавая мою шею горячим дыханием:

— Я молилась богу, чтобы помог нам — и он услышал, прислал тебя!

— Я бы все равно пришел, даже если бы не молилась. Подождал у ворот, а потом подумал, что уплыла на корабле, — возразил я.

— Я договорилась о месте на пизанской галере, заплатила вперед, а она уплыла, не дождавшись. Пришлось возвращаться домой. Хотели уйти вместе со всеми, а у нас столько вещей и совсем нет вьючных животных. Я думала, что уплывем, продала коня и мула, — поведала она. — Ты поможешь нам?

Это она здорово придумала — заплатить вперед пизанским купцам. Они даже на фоне беспринципных генуэзских и венецианских выглядят жуликами. В конечном итоге это и погубит их, как торговый город.

— Тебе не надо никуда уезжать. Тебя не тронут. Прикажи все занести назад, — успокоил я и добавил, сжав левой рукой ее мягкую ягодицу: — А нам надо с тобой… поговорить.

Она правильно поняла меня и заалела лицом, как девица, увидевшая голого озабоченного мужчину. Поскольку знает, что надо сперва ублажить, а потом уже что-то от него требовать, ничего не сказала, молча пошла к входной двери в дом. Там в первой комнате стояли слуги, мужчины и женщины, и смотрели на нас с надеждой.

— Заносите все в дом, — приказал я им и отдельно Шимуну: — Возьми кого-нибудь в помощь и пройдись по соседним пустым домам, собери все ценное. Если придут сарацины, никого не впускай, говори им, что здесь остановился эмир-франк. Они знают меня.

— Будет сделано, сеньор! — радостно гаркнул он и убежал во двор.

Следом за ним выпулились и остальные слуги. Посреди комнаты остался белобрысый сероглазый мальчик лет девяти, облаченный в белую камизу с длинными узкими рукавами, темно-синюю котту с красным кантом по вороту и подолу и черные штаны, заправленные в черные кожаные полусапожки. Он смотрел на меня с тем любопытством, с каким дети разглядывают вооруженных вояк.

— Это наш сын Гуго, — представила его Арлета, сделав ударение на слове «наш».

Я не сразу въехал, спросил:

— Сколько ему лет?

— Восемь, — ответила она и добавила многозначительно: — Он родился через семь месяцев после твоего… отъезда.

Тут до жирафа и дошло.

— Надо же, и не подозревал! — признался я.

— Я не знала, жив ли ты и где находишься, не могла сообщить, — произнесла Арлета.

— Воевал, — коротко ответил я. — Кажется, видел твоего мужа во время сражения у брода Иакова.

— Он там погиб, — сообщила она и посмотрела на меня с вопросом.

Я отрицательно помотал головой:

— Увидел его случайно среди убитых, но не понял он это или нет. Мертвые не похожи на себя. Или живые.

— Ты рыцарь? — вмешался в разговор Гуго.

— Конечно, — подтвердил я.

— А почему ты вместе с сарацинами? — продолжил он допрос.

— Потому что, когда тебя предают свои, друзьями становятся их враги, — заумно ответил я.

— Рыцарь всегда должен быть против сарацинов! — упрямо заявил сын.

— Рыцарь всегда должен быть на стороне добра, — поправил я. — Позже расскажу тебе, в чем разница, а пока покатайся на моем боевом коне, но со двора не выезжай. Сейчас в город будут заходить сарацины.

— Я их