Янтарная гавань - Виолетта Орлова

столичного общества произошло удивительное дело – адвокат по собственной воле отказался от защиты! В принципе, беруанский кодекс предполагал такую возможность, однако же еще ничего подобного за всю историю древесного города не происходило. Присяжные переглядывались в нерешительности, даже прокурор удивленно замер, шумно, как заправская гончая, втягивая ноздрями воздух и предвкушая ближайшую окончательную победу. Короче говоря, славному адвокату удалось всех удивить.

А о чем же все это время думал Артур? От сильного волнения бедный мальчик непроизвольно сжимал руками подлокотники своего высокого кресла, из-за чего костяшки его пальцев побелели; он уже окончательно осознал, что дело проиграно. Окажись даже кто из судей на его стороне, это не принесло бы особой пользы, ведь все факты говорят против. Если он однажды напал с армутским ножом на Тода, то почему бы, собственно, ему не повторить подобного злодеяния и не проделать этого с достопочтенным государственным служащим? Почему бы ему в таком случае не совершить после кражу, ведь в его жилах течет горячая армутская кровь, а все кочевники в глазах беруанцев – воры и отчаянные злодеи? Увы, людской суд редко бывает справедливым, ведь человеку не под силу творить правосудие: взгляд его субъективен и зачастую ложен, а в таких тонких материях, как справедливое воздаяние, следует быть всевидящим и всезнающим, а также всепрощающим. Поэтому Артур корил себя за наивность, за то, что надеялся на беспристрастность и справедливость беруанского суда, за то, что наконец доверился господину Рему, хотя, конечно же, не должен был этого делать. Стоило послушаться родителей Даниела; те бы наняли ему достойного адвоката, а не этого подозрительного проходимца, который намеренно, да, именно намеренно ушел, не став его защищать!

Несомненно, это был новый тактический ход в игре, правила которой, увы, в настоящий момент были неизвестны Артуру. Страшно расстроенный и утомленный, как физически, так и морально, подсудимый смиренно сидел на неудобном стуле, злой на самого себя, на свою дурацкую гордость и упрямство. Юноша устал притворяться, и от его былой независимости и некоторого вызова не осталось ни следа. Он просто терпеливо ждал окончательного приговора, надеясь уже на скорое завершение всей этой мучительной процедуры. Где-то в первых рядах сидела Диана и с жадностью ловила каждое изменение в его лице, а он был не в силах уже делать вид, что ему все равно!

Председатель свинцовым взглядом посмотрел на юношу.

– Желаете что-то сказать в свое оправдание? – поинтересовался он, враждебно глядя на юношу, и Артуру почудилось, будто эти слова звучат, как сухой полевой вереск, потрескивая от жаркого пламени. Он вновь поднялся на негнущихся ногах. Надо было что-то сказать, оправдаться, но ничего, решительно ничего не приходило в голову, кроме каких-то наивных детских фраз вроде «Я ни в чем не виноват», «Это все вранье» и прочее.

– Я… – неуверенно начал юноша, подивившись тому, как странно и глухо звучит его голос. – В один момент мне действительно пришлось угрожать Тоду ножом, однако я, разумеется, не собирался причинять ему никакого вреда. Это была вынужденная мера, чтобы спасти наш отряд от разбойников, преследовавших нас по пятам. Если бы я этого не сделал, Тод выдал бы наше присутствие и тем самым поставил под угрозу наши жизни, – честно признался он. – Что еще сказать? Когда отвечаешь не только за себя, приходится порой действовать жестко и непреклонно, чтобы спасти остальных. Мне жаль, что Тод видит все в таком свете, а между тем он даже не попытался понять истинных мотивов моего поступка.

С этими словами юноша сел на место, чувствуя сильное сердцебиение. Скорее бы уже эта пытка закончилась!

Люди молчали, в сердцах своих, вероятно, по-прежнему осуждая его, тем более что обвиняемый сам признал достоверность слов Тода.

Прошло какое-то время. Судьи совещались в отдельной комнате, либо же, если быть точнее, в гримерной за ареной, ибо не стоит забывать, что судебный гнездим был не чем иным, как цирком. Впрочем, это очень даже символично, ибо на самом деле весь процесс походил на цирковое представление, только в роли животных, по команде выполнявших трюки на манеже, выступали сами люди. Последний свидетель тихонько стоял в стороне; после того оглушающего заявления прокурор задал ему еще пару уточняющих вопросов, на которые беруанец ответил с ужасающей честностью, подобно тому самому раторбержцу Клоку, который, будучи приверженцем правды, безжалостно отдал свою мать на верную гибель. В принципе, Артур действительно однажды угрожал Тоду ножом, обещая убить, равно как и бездействовал в тот момент, когда Лика падала в пропасть, так что вся информация, без утайки рассказанная только что Тодом, была в какой-то степени правдивой, в этом пункте к беруанцу невозможно было придраться.

Почему же тогда его жалкие показания на суде – мерзость, подлость, низость и самое отвратительное предательство, на которое только способен человек? Наверное, Тоду еще только предстояло это осознать.

Наконец послышался перезвон колокольчиков, присяжные неторопливо вышли, и главный судья решил зачитать вердикт. Настал самый важный кульминационный момент всего процесса. Стоило ли говорить о том, что публика вновь смолкла, живые люди будто бы превратились в каменные изваяния, и можно было слышать, как легкий ветерок гуляет по залу? А потом началось. «Виновен», «виновен», и так далее по всем пунктам. Приятная внешность обвиняемого отнюдь не содействовала смягчению приговора, как того обещал господин Рем. Не помогли также и положительные свидетельства. Слово государственного чиновника, равно как и жандармов, оказалось весомее и значительнее, а последняя фраза Тода и, наконец, невероятная выходка адвоката довершили свое дело. Если беруанец умолчал бы про ту ситуацию, когда Артур вынужден был угрожать ему, если бы адвокат остался и продолжил бы защиту, все могло пойти совсем в ином ключе…

Впрочем, приговор все же был смягчен благодаря активному женскому вмешательству: вместо пяти лет в исправительной колонии Полидексы незадачливому клипсянину дали всего два года – да и то лишь с той целью, чтобы прогнать его с дерева. И если рассматривать это решение само по себе, в отрыве от реальности, то оно не являлось чем-то излишне жестоким, ибо исправительная колония в степном городе составила о себе неплохую репутацию – это было своеобразное учебное заведение с весьма компетентными преподавателями, по окончанию которого даже выдавали диплом. Несовершеннолетним преступникам позволяли работать во время учебы и зарабатывать венгерики, которые те могли потом потратить на самих себя.

Проблема заключалась в том, что после отбывания срока освобожденные не имели права покидать пределы Полидексы. Их ставили на учет, за ними строго следили, и они как бы продолжали оставаться арестантами, только тюрьма их увеличивалась